Вот и всё, он вернулся назад, в свою повседневную жизнь; он чувствует себя отлично, все действия "пьесы" они с Аннет сумел разыграть словно по нотам. Мишель пошёл вечером на тренировку. Ракетка слушалась чуть хуже, чем обычно, - ну что ж, это закономерно, две недели пропустил, - но тело действовало безотказно: координация движений, упругость мышц - всё при нём, и он всё так же способен играть часа полтора без перерыва. Потом, дома, радостно закружил Аннет, приподнимая над полом... Всегда бы такое настроение: он чувствовал, что победил, вернулся домой с победой!..
Но назавтра настроение Мишеля было омрачено. Редактор сказал ему почти сразу по возвращении: "Вас тут неделю назад спрашивал человек один; узнав, что вы в отпуске, спросил, когда примерно будете. Наверное, ещё зайдёт". Приходивший не оставил ни имени, ни телефона, и описать его наружность не мог никто, потому что человек говорил только с консьержем, который сейчас был в отгуле. Мишель пожал плечами и забыл об этом безымянном посетителе, но забыл ненадолго, ибо тот явился на второй день, под вечер. И был это комиссар Жозеф Менар. Он был невесел - это мгновенно бросалось в глаза. Не отказавшись, по своему обыкновению, от чашечки турецкого кофе, он сел не облокачивась "спокойно-начальственно" на спинку стула, а, опираясь на локти, сжал лицо ладонями и, ощутимо вздохнув, сказал: "Я пришёл повидаться с вами по трём причинам, и только первая из них вас обрадует. Я прочитал вторую часть вашей монументальной архаики, и она полностью - даже более чем полностью, - оправдала ожидания. Но об этом можно будет поговорить и когда-нибудь позже; а сейчас - увы, - крайне скорбное известие. Женщина, которая на той встрече в ресторане была со мной, - убита... убита за то, что начала, на свой страх, поиск когда-то оставшихся безнаказанными изуверов..." Мишель был потрясён, подавленно молчал... значит, этой Натали, такой обаятельно-понимающей, сумевшей столь тонко почувствовать его личные пласты за тканью написанного и произнесённого им, - значит, её нет больше в живых!.. Он пожал руку комиссару в знак соболезнования. Нарушил молчание сам Жозеф Менар. "Вы тактично не спрашиваете о деталях; я сам расскажу. Мне хотелось вам рассказать - это третья причина того, что я здесь". И он поведал Мишелю Рамбо историю молодой женщины из преступной ячейки, уничтоженной взрывом на островке, - женщины, которую в двенадцать лет садистски растлили, растоптав её душу и лишив её возможности материнства... "Это ещё одно страшное пополнение вашей коллекции иногда непредсказуемых, но иногда заведомо губительных стрел судьбы. Сначала эта стрела, умышленно оснащённая ядом, поразила ту... девочку и отравила её душу... потом - убила Натали... И, вспоминая тот наш разговор: безнаказанность зла - действительно страшная вещь, и мне теперь стала ближе ваша философия, отрицающая нереагирование. Я не успокоюсь, пока мы не найдём их всех". "Знаете, - откликнулся на это Рамбо, - впервые в жизни я пожалел сейчас, что не пошёл в полицейские оперативники и не смогу участвовать в этом..." Тогда Жозеф Менар проговорил - медленно, акцентируя каждую фразу: "Я посвятил вас в содержание этих компьютерных записей, потому что мало найдётся людей, которые столь глубоко вдумываются в подобные вещи, как делаете это вы. И не забываю ваших слов - тогда, в кафе, - что, может быть, расскажете нечто о себе. И надеюсь, что действительно при случае расскажете, - правда, к сожалению, уже только мне, а не ей... Но в связи с этой историей с флеш-накопителя ни в коем случае не вздумайте ничего предпринять - а с вас, я чувствую, сталось бы, - или использовать её для того, что пишете... Ни в коем случае! Во-первых, это опасно. У вас тоже есть близкие, а семью Натали мы уже держим под неотступной охраной, которую не скоро снимем. Во-вторых же - это бесполезно. Если вы, паче чаяния, всё-таки сможете чем-то посодействовать, я дам вам знать".
Жозеф Менар не спросил, можно ли дать "Сказание об Избавителе" неким знакомым, "склонным к размышлениям на подобные темы". Не спросил, поскольку знал - этим людям оно уже известно. Через неделю после своего приезда во время операции, когда удалось застать одну Луизу, он ещё раз побывал в больнице, чтобы узнать, что с малышкой, посмотреть на неё и на Жюстин, поговорить с Андре Винсеном... Но было дневное время, и получилось так, что на этот раз в палате, рядом с Луизой, кормившей ребёнка чем-то оздоровительно-диетическим, находилась вся эта семья, включая дедушку с бабушкой - а комиссар не знал, посвящены ли они во всё, - и маленького сына. Поэтому разговор, при всех "понимающих" интонациях, вышел недолгий... Что ж, надо будет встретиться потом, в другой обстановке... Но он увидел тех, кого хотел увидеть, вобрал впечатления и образы. И ещё он заметил на прикроватной тумбочке два ТЕХ САМЫХ номера ЛФ. Значит, они читали...