Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

Они взяли напитки и опять спустились на один пролёт по чёрной лестнице - туда, где была предусмотрительно вмонтирована в стену урна для окурков. "Ты бы в сторонку от дыма отошла" - вздохнул Андре, но дочка махнула рукой - подумаешь, дым, - села рядом, уткнулась ему макушкой в локоть... Папа досказал ей начатую и прерванную было появлением Луизы ещё одну свою армейскую байку - о том, как зачастую уклонялся на базе от утренних построений. В день смотра - это было раз в неделю, - он, встав рано и позавтракав, вызывался сменить истомившегося на воротах дозорного; и до восьми, когда должен был заступать дневной караульный, спокойно покуривал себе в будке, пока в жилом корпусе мыли полы и выстраивались в комнатах по стойке "смирно" перед обходом дежурного офицера...

Но затем Винсен почему-то испугался своего "улучшившегося настроения". Луиза плакала, подумал он... там что-то всё-таки, наверное, не так... может быть, она от нас что-то бережно утаивает... Не только я способен "врать во спасение"... Он попытался чем-то "отодвинуть" эти раздумья... Да, кстати, насчёт лжи во спасение... Он поймал глаза Жюстин, как бы желая посоветоваться. "Надо бы позвонить бабушке с дедушкой... Или, пожалуй, после десяти лучше? Мюзикл в десять должен был закончиться... А впрочем, наверное, до десяти ждать не стоит..." "А ты придумал уже?.." - девочка не договорила, испытывая неловкость... да и ещё грустнее ей стало оттого, что вот уже теперь признаются родители в том, что лгут, - он же сказал "что-нибудь совру"... Она и раньше понимала - да, они лгут иногда, - но в детском раю это замалчивалось, не обнажалось... а теперь вот и ещё один лепесток детства уносится... папа с ней как будто со взрослой... Он в общих чертах уже уяснил себе, что скажет. "Я не могу скрывать от них, что мы не дома: мама... в смысле бабушка... может вдруг позвонить ночью на домашний телефон..." Да, конечно, думал он, у них Пьер, он иногда, ночуя там, - это уже бывало, - просыпается часа в три-четыре под утро и почему-то не может успокоиться, не поговорив с кем-то из нас; и тогда раздаётся ночной звонок... "И если никто не ответит... пока наберут мобильный, они дикий стресс испытают... я этого боюсь, так нельзя; они должны знать - мы не дома, - повторил он. - И они так или иначе узнают по телевизору или по радио уже сегодня об этой автокатастрофе и о супружеской паре, извлёкшей ребёнка из машины, и о том, что это было именно там, куда мы поехали... И не завтра, так послезавтра увидят наши руки в бинтах или в рубцах. Значит, нет выхода: пока, сегодня, я скажу, что девочке надо было сразу же вкалывать какие-то препараты, и я, оказавшись близ места происшествия, обязан был помочь в качестве фармаколога; ну, и, естественно, значит, несу ответственность за консультацию и должен находиться при ребёнке, пока положение остаётся... сложным... - он, спохватившись вовремя, всё-таки не сказал - критическим... - Ну, а вы рядом, куда вы уедете, они вас с мамой знают..." "Ну, а дальше, - спросила Жюстин, думая в этот момент ещё и о том, что папа умеет лгать очень даже тонко, всё отлично учитывая... лгать очень бережно, ибо любит тех, кому лжёт... но тогда, может быть, и ей ни он, ни мама не сказали правды ТОГДА... с этим ремонтом... когда они собирались в Париж, и когда ехали... как знать, печально думалось ей... - Ну, а дальше, папа?.. Ведь, увидев бинты эти, они поймут, что не консультировал ты, а... что вы чуть не..." "Поймут, - ответил отец, - но они будут уже знать, что мы тем или иным образом связаны с этой трагедией. И Пьер будет знать. Это подготовит их... смягчит для них то, что они в конечном счёте услышат..." Боже, и что это я, подумала девочка... Ему ведь так тяжело сейчас, бесконечно любимому папе!.. Им с мамой - обоим! Они чуть не отдали свои жизни!.. Как же я смею даже мысленно его попрекать этой "ложью"!.. Ему так тяжело - и всё же он не теряет воли и разума, он заботится о близких... и так правильно решил о том, что скажет, как будет "смягчать"...

"И ведь всё это я выкладываю своей одиннадцатилетней дочке, - подумалось Андре, - дочке, которой мы ещё года два назад иной раз поздней осенью или зимой, переругиваясь с ней, сапожки одевали, когда она залёживалась, не хотела вставать в школу..."