Вместо дракона на обложке было изображено красивое лицо девочки лет двенадцати-тринадцати. Очень светлые волосы. Кожа такая же гладкая и чистая, как бисквитный фарфор. Замечательные, василькового цвета, широко посаженные глаза светились умом. Взгляд ясный, прямой. Милые округлости личика. В уголках рта заметна едва различимая складка, свидетельствующая о сопротивлении и в то же время мольбе о помощи. Казалось, на этот раз воображаемое и реальность стали едины.
– Когда Арлин Блюм прочла рукопись книги, прототипом героини которой она стала, милая женщина обрадовалась больше, чем ей следовало, учитывая, как плохо у меня получилось, – сказала Тоба. – Она была очень милым, великодушным человеком… Тем временем британский издатель решил изобразить на обложке лицо Эшли Белл вместо страшного дракона. Я с согласия Арлин послала им ее детскую фотографию. Девочкой она была очень красивой. Снимок, конечно, оказался черно-белым, но художник нарисовал с фото невероятно точное, почти реалистическое изображение. Уверена, что только поэтому британское издание покупали намного охотнее.
– Завораживающий взгляд, – признал Пого. – А когда она выросла, то стала красавицей?
– Да, но сердце у Арлин было даже еще более прекрасным, чем лицо. Как я уже говорила, она умерла четыре года назад, однако я до сих пор по ней тоскую.
Насколько поразительным ни казалось бы изображение на суперобложке, странностью это вряд ли можно было бы назвать.
– Тоба! – обратился к женщине Пэкс. – Мы не понимаем, каким образом и зачем Биби могла сделать себе эту татуировку. Какое отношение ко всему происходящему имеет Эшли Белл? Вы сказали, в этом деле «есть еще одна странность»…
– В романе Эшли Белл выживает в Дахау. Арлин Блюм тоже выжила. Героиня переезжает в Америку, как и ее прототип. В начале семидесятых она, подобно Арлин, становится успешным и уважаемым хирургом. Мой вымысел прочно привязан к правде жизни. Срисованная с Арлин, моя Эшли Белл в романе работает хирургом-онкологом и специализируется на раке мозга.
На западе солнце клонилось к морю. В небе проплывали разные по своим очертаниям облака. Оставалось еще с четверть часа. Вскоре день подойдет к своему концу на пылающем небосводе. Словно тáя, тени становились все длиннее и длиннее в золотистом свечении, которое вскорости должно было окраситься кровью.
Стоя у окна палаты № 456, Нэнси посмотрела вниз на больничную автостоянку. Увиденное ей совсем не понравилось. Женщина поспешно отвернулась. Ряды припаркованных автомобилей напомнили ей о гробах, которые Нэнси видела по телевизору. В этой передаче солдат, погибших на войне, отправляли самолетом домой.
Мэрфи спустился в кафе за сэндвичами и макаронным салатом на ужин. Есть они будут здесь, в палате дочери. Никто из них не хотел уходить, пока не закончатся отведенные для приема посетителей часы. Возможно, они задержатся подольше.
Пока Мэрфи отсутствовал, Нэнси решила завязать с риелторством, вне зависимости от того, как будут развиваться события. Ей нравилось продавать дома, помогать людям обрести новое жилище. В этом деле Нэнси преуспела. Риелтором, надо признать, она была лучшим, чем Мэрфи – продавцом досок для серфинга, а муж, что ни говори, добился в своем бизнесе определенных успехов. Но если что-то случится с Биби – не просто неопределенное
Хотя со стороны могло показаться, что она собирается заключить с судьбой сделку, желая выторговать дочери жизнь, на самом деле это было не так. В подобного рода сделках нет ни малейшего смысла. Ну, возможно, пойдя на столь жалкую уловку, ты и почувствуешь себя чуть лучше, все же она придаст тебе ощущение, что ты что-то контролируешь там, где ничего от тебя не зависит, но в конечном счете во всем этом нет никакого смысла. Чему быть, того не миновать. Судьба – та еще сучка. Никаких сделок она не признаёт. Просто Нэнси отчетливо понимала, что смерть дочери, которой предстоит умереть совсем молодой, лишает смысла всю эту работу, связанную с продажей недвижимости, лишает смысла само ее существование. Однако надо смотреть правде в глаза, как бы тяжела она ни была.
Нэнси стояла у кровати и смотрела на лицо впавшей в кому дочери, и в этот момент из поврежденного уха