На лицо упали теплые капли...
— Кровь, — посветил фонариком техник.
Я закричал, чтобы немедленно открыли кабину, а Трифонов бросился за санитарной машиной.
Когда открыли кабину, окровавленное тело Кравчука безжизненно опустилось к нам на руки. Павел был еще теплый, и я так надеялся, что он только тяжело ранен! Подбежавший полковой врач Джанба послушал пульс.
— Все... Скончался... — сказал он.
На выгоревшей гимнастерке, там, где должны были находиться ордена, виднелись два округлых зеленоватых пятна. Одно из них было пробито пулей. Если бы ордена были на месте, на гимнастерке! Пуля, ударившись в один из них, разорвалась бы, не причинив большого вреда. Эх, Павлик, Павлик! Награды Родины за твой ратный труд стали бы твоим щитом, если б не горькая случайность...
В тот раз мы причинили врагу немалый урон, его противовоздушная оборона была вскрыта на большом участке. Об этом и многом другом я буду докладывать командиру. А как вымолвить имя погибшего друга Павла Кравчука, коммуниста, человека большой силы воли, бесстрашного бойца, сердечного товарища, которого все любили в полку!
Впереди еще много боев и сражений. В каждом полете мы будем мстить за поруганную землю, за сожженные города и села, за матерей наших и за боевых друзей, с которыми породнились в суровые военные дни и которых так много потеряли.
На стоянке специалисты осматривали самолет. Техник Лысов доложил, что осколки пули, убившей Кравчука, повредили несколько приборов, а в кабину летчика попал большой осколок снаряда, который помял наголовник и вылетел наружу, разворотив борт...
Сегодня мой повторный вылет не состоится. С разрешения командира полка я вместе с Трифоновым еду проститься [122] с погибшим другом и похоронить его в тихом хуторе недалеко от Дона.
На следующий день, когда приехали на КП, меня окликнул подполковник Козявин. Он сообщил, что в полдень я должен быть готов к отъезду в политотдел дивизии, где состоится вручение партийных билетов.
Я ждал этого вызова и, волнуясь, приводил себя в порядок самым тщательным образом. Притихшие и торжественные, ехали мы, двенадцать человек, как на большой праздник.
Вручив партийные билеты, начальник политотдела дивизии поздравил нас и пожелал успехов в боях.
— Мы находимся накануне больших событий на нашем фронте, — говорил он. — Вы всегда дрались с врагом как настоящие коммунисты. Теперь должны вести за собой всех, подавая пример мужества и героизма.
Ответные слова прозвучали как клятва верности своему Отечеству и партии.
День приема в партию, 17 августа 1943 года, запомнился на всю жизнь...
В наступлении
17 августа началось наступление нашего Южного фронта на Миусе.
Накануне вечером, перед ночными боевыми полетами, состоялось партийное собрание. Заместитель командира полка по политчасти подполковник Козявин не скрывал радости, обращаясь к собравшимся. Его густой бас гремел сегодня особенно громко и торжественно:
— Дорогие друзья, товарищи, боевые соратники! В ближайшие дни будет полностью освобождена всесоюзная кочегарка Донбасс. Сейчас у нас гораздо больше техники, чем в первые дни войны, и она во многом превосходит фашистскую. Враг и на этом ответственном участке фронта будет разбит!
Выступившие в прениях коммунисты Скляров, Панченко, Китаев и другие заверили командование, что личный состав полка оправдает доверие партии и народа.
Первую половину ночи мы бомбили железнодорожные узлы в полосе своего фронта: авиация наносила с воздуха удары по обороне врага на всю оперативную глубину — от переднего края до Днепра.
Вторую половину ночи все эскадрильи полка спали под крыльями самолетов, у которых хлопотали техники, механики [123] и мотористы. С восходом солнца 18 августа полк получил задачу тремя эскадрильями в составе дивизионной колонны нанести бомбовый удар по артиллерийским позициям противника западнее Куйбышево. Колонну вел сам командир дивизии, полки возглавляли их командиры — Белый, Валентик и Горшунов.
Наш полк шел замыкающим, а я со своей эскадрильей замыкал полк, оказавшись самым последним в колонне, растянувшейся на два с половиной километра. Мне было отлично видно более ста бомбардировщиков, находившихся впереди. По сторонам, сзади и сверху, группами, в боевом порядке шли истребители. Их было не менее восьмидесяти. Впервые за годы войны я видел такую мощную армаду самолетов, действовавших на узком участке фронта.
На переднем крае обороны гитлеровцев до самого горизонта клубилась дымом и пылью земля: наша артиллерия беспрерывно вела разрушительный огонь. Мы подходили к цели. Истребители прикрытия засновали вокруг бомбардировщиков.
Первая группа Пе-2 одновременно перешла в крутое пикирование и стремительно понеслась к земле. В воздухе стали появляться разрывы зенитных снарядов, и тогда к земле ринулись истребители, обстреливая из пушек зенитные точки.