Эскадрилья наносит удар

Пока не доставали с допросами, Саня перевязал Могутного, используя куски материи из своего обмундирования. Потом спецназовец перевязал таким же образом и руку Жукова.

Быстро наступила темнота. Послышался шум моторов. Дверь сарая распахнулась. Ворвавшийся внутрь бандит схватил Саню за волосы и, сопровождая свои действия матюгами, пинками погнал его к выходу. Не успев испугаться и даже хоть что-нибудь сообразить, Жуков предстал перед Трактористом.

«Ну что, сволочь, отвечай, почему это вертолеты пришли, покружились, а снижаться не стали?» — прорычал вне себя от злобы Темирбулатов. Руки его ходили ходуном, лицо исказила гримаса лютой ненависти.

Саня все свои нервы собрал в кулак, пытаясь выдержать эту первую, самую страшную волну гнева противника. Не давая тому дальше распалять себя, стараясь быть спокойным, произнес:

«Ну, правильно. Пока вы доехали до места, пока вызов прошел, пока те собрались — уже стемнело. А вертушки в горах ночью снизиться не могут, не положено по инструкции, вот они и ушли. А на завтра у меня уже ни пароля, ни позывных нет. Их меняют вечером».

«Врешь, собака!!!» Темирбулатов подскочил к Жукову, схватил его за плечи и своими глазами вперился в его лицо, прожигая взглядом насквозь, будто сваркой. Саня застонал от боли, пронзившей тело. Из-под ладони Тракториста, клещами охватившей предплечье Жукова, засочилась кровь. Главарь с удивлением посмотрел на свои пальцы, измазанные кровью, потом с брезгливым выражением лица вытер их о куртку и, уже с другой интонацией, спросил: «Ты что, ранен?»

Саня, продолжая морщиться, ответил, уловив эту перемену настроения бандюги: «Да. У меня пуля там. Дай нож, достану». Как под гипнозом, чечен медленно достал из ножен на поясе кинжал, которым совсем недавно чуть не отрезал голову своему врагу, и передал его Саньке. Тот, не мешкая, полоснул себя клинком поверх повязок по бицепсу, нимало не заботясь о дезинфекции. Вгоняя внутрь себя рвавшийся наружу крик, грязными пальцами, покопавшись в ране, вытащил на свет божий автоматную пулю, чуть не рухнув на землю от накатившей слабости. В туманной пелене увидел перед собой лицо Тракториста, глядевшего на него уже другими глазами. Тот что-то сказал своим нукерам, но их реакции Саня уже не увидел.

Очнулся он в сарае, в абсолютной темноте. Ныла рука. Пощупав ее, Саня с удивлением обнаружил, что рана перевязана, причем настоящими бинтами. Рядом зашевелились два тела. «Кто тут?» — заполошно вскрикнул Жуков, еще не совсем придя в себя.

«Кто, кто, конь в пальто», — пробурчал спецназер.

Толя Могутнов, подползая, участливо спросил: «Как ты, командир?» «Да вроде ничего, пока живой», — почему-то шепотом в темноте ответил Саня. Могутнов, тоже перейдя на шепот, произнес: «Поешь, Саня, тут нам какую-то лепешку кинули и воды дали». Есть не хотелось, пить — это можно. Но, подумав, Жуков пришел к выводу, что силы еще понадобятся и, преодолев рвотные позывы (видимо, от ранения), пожевал черствого хлеба, запивая водой из небольшого кувшинчика. Немного полегчало.

«Как твоя рука?» — немного оклемавшись, спросил он Толика.

«Да болит, сволочь, особенно если задеть. Тут эти… привозили местного доктора, наверное, просто фельдшер. Он рану посмотрел, говорит, гангрена может начаться. Предлагал ампутировать руку. Только, говорит, анестезии нет никакой, кроме спирта. А из хирургических инструментов — только топор да пила. Я отказался. Как ты думаешь, правильно я сделал?»

«Что?»

«Что отказался?»

«Посмотрим, оттяпать-то еще успеем».

«И я так думаю. Да, еще он мне мази какой-то дал, говорит, все, что осталось в аптеке, остальное боевики разграбили. Ты долго в отключке был, наверное, часов шесть. С нас тут всю одежду военную поснимали, говорят, чтобы местных не возбуждать. Дали какие-то обноски гражданские. Тебе тоже принесли, в углу лежит. Че делать-то будем дальше, Сань? Может, попытаемся смыться как-нибудь? Я чувствую, долго с такой рукой не протяну, если загнивать начнет, то и самому каюк настанет…»

«А ты что думаешь, „Василек“?» — обратился Жуков к спецназеру.

Тот, помолчав немного, видно, додумывая ранее пришедшие на ум мысли, проговорил, с трудом двигая разбитыми губами:

«Ну, допустим, открыть сарай — не проблема. Сложней без оружия с охраной и собаками справиться. Ночью идти не зная куда — „засада“. Днем любой пастух сдаст, не говоря уж, если в поселок зайти. Если погоня достанет, точно сразу расстреляют. Надо подождать, присмотреться. Бог подскажет…»

На том и порешили…

* * *

Солнечный луч ласково прошелся по лицу, напоминая, как мать в детстве гладила ладонью по щеке. Просыпаться не хотелось. Сладкая нега предутреннего забытья не отпускала, цепляла клочьями недосмотренного сна, разливалась томной ленью по всему телу. Рука потянулась за часами на тумбочке, но повисла в воздухе. Дневальный, что ли, тумбочку унес, зачем?