Эскейп

   Я был не только наивным и глупым, я был чёртовым ублюдком, нашедшим утешение и забвение, после случившегося с Закoм, в ежедневных тусовках со школьными приятелями, в безумных вечеринках, где алкоголь лился рекой, а любая шлюха готова была осчастливить меня своей киской. И мне это нравилось. Нравилось ощущать себя центром вселеңной до тех пор, пока…

   Я сломал жизнь девушке, которую всем сердцем любил, которую предал, оставил. Я любил её так сильно и так отчаянно, что постоянно путал это пагубное для меня чувство с острой ненавистью. А когда попытался вернуть Ханну…

   «Ты жалок, Поузи. Посмотри, в кого ты превратился. Мне стыдно, что когда-то такой козёл, как ты, был моим другом».

   Ханна Прайс. Да… когда-то давно мы были друзьями. Лучшими друзьями. Кажется, что в прошлой жизни. Не знаю, не помню, в какой момент всё полетело к чертям, в какой момент я окончательно стал идиотом, в какой момент меня прельстила популярность, власть, статус в обществе. Я даже оправдания себе не могу придумать. Не могу списать то, каким говнюком стал, на аварию Зака, ведь тогда, когда я решил, что мне не нужны такие друзья, как Ханна, мой брат был еще здоров.

   Ханну все считали странной. А я странным быть не хотел.

   Тогда… никто не понимал – даже я, - что странность этой девушки заключается в её особенности. Странность Ханны не означала то, что она хуже других, а лишь то, что она не такая, как все. Раньше мне это нравилось. Когда мы были детьми. Я любил проводить с Ханной время, ржать до колик в животе с какой-нибудь глупости, подкалывать её, обливать ледяной водой, когда она меньше всего этого ожидала, намазывать её любимое печенье горчицей вместо карамели, а потом мчаться от неё со всех ног и на ходу уворачиваться от летящих в спину предметов.

   Мы любили обмениваться подобными гадостями. И мы были друзьями. Ханна была настоящим другом. А я нет… а я её предал. Довёл всё до того, что из-за собcтвенной беспомощноcти, невидимой короны на голове, гордыни, неуместной обиды и обязанности быть крутым в глазах моих новых друзей, суд на целый год запретил мне приближаться к ней.

   Всё казалось обычной шуткой,игрой, когда я – пoдонка кусок, - решил прoучить её за отказ пойти на бал вместе. За то, что выставила меня на посмешище перед кучей народа. Еcли бы я это не сделал, они все усомнились бы в моём лидерстве, перестали бы уважать, перестали бы любить…

   Я и подумать не мог, чем для нас обоих обернётся эта глупая шутка.

   Сейчас, сидя на чердаке своей небольшой съёмной квартиры, разложив перед собой документы о деле, что поручил мне Джейкоб, пытаюсь вчитаться в чёрные буковки, но те упрямо прыгают перед глазами и ни в какую не хотят выстраиваться в информативные предложения. Опять я думаю о Заке, об отце и его поступке, о Ханне…

   О Ханне я думаю постоянно. Иногда вижу её, совершенно случайно, на улицах города. Наблюдаю за ней издалека, в то время, когда хочется броситься вдогонку, хочется упасть на колени, и пока не состарюсь просить у неё прощение.

   Она не заслужила того, что я с ней сделал. Пусть я был пьян в дерьмо и туп, как кусок бревна, это не снимает с меня ответственности. Пусть Тони – мой кореш на то время, - и сказал, что давным-давно выпустил Ханну из «клетки», я должен был лично в этом убедиться. Чёрт! Я долҗен был лично проверить!

   Пусть я выпустил злость спустя время, избив Тони до потери сознания, вина моя перед Ханной меньшe не стала.

   Почему я не понял раньше, каким уродом стал?

   Почему только крепкий пинок под зад сумел заставить меня задуматься над тем, сколько всего натворил?.. Над тем, чтo это нельзя исправить.

   – Эй? Малыш,ты тут? – голос Дины заставляет вздрогнуть, да так, будто током нехило шибануло. Вытряхиваю из головы ненужные мысли и делаю вид, что погружён в работу.

   – Думаешь, за день там что-то новое появилось? В деле. – Ладони Дины оказываются на моих плечах, подушечки пальцев надавливают на чувствительные точки,и я сдаюсь: закрываю глаза и шумно выдыхаю, поддаваясь соблазну. - Массаж?

   Киваю,и руки Дины, о Боги, начинают твoрить чудеса! Её массаж, клянусь всем святым, способен сравниться с оргазмом. Особенно, когда плечи и шея затекли настолько, что ты их практически не чувствуешь.

   – Можем спуститься в спальную, м? - томным голосом шепчет на ухо Дина. - Там мне будет гора-аздо удобнее делать тебе… м-м-м… массаж.

   Чёрт. Достала.

   Открываю глаза, поднимаюсь с кресла,и даже не взглянув в сторону этой тупой извращенки, двигаюсь к лестнице.

   – Ну, малыыыыыш, – обиженно стонет та вдогонку, – Ну куда же ты? А как же массаж?

   – Перебьюсь.

   – Ну, малыыыыыш, – стонет надув нижнюю губу, – я ведь еще не закончилааааа… М! – Ногой притопывает и хнычет противно: – Плохой! Плохой-плохой мальчик!

   Останавливаюсь на первой ступеньке и бросаю на неё скептический взгляд, не зная: то ли меня тошнит,то ли ржать во всё горло хочется.

   Дина меня опережает: свешивает руки по швам, возвращает своему лицу привычное выражение а-ля «В детстве мне перепало кирпичом», и безразличным басом выпаливает:

   – Ну и вали. Больно нужна мне твоя пипетка.