Эсхатологический оптимизм. Философские размышления

В шахматах сохраняется модель двухэтажной топики: законы машины-монады управления, перенесенные на телесность, создание иерархии (тело — шахматная доска — государство монад короля, ферзя, слона, ладьи, пешек и т. д.). В игре «го» мы имеем лишь одно измерение, одноэтажность, отсутствие строгих законов и ситуативное преобразование пространства (отсутствие господствующей власти монады, «любая точка ризомы может — и должна быть — присоединена к любой другой ее точке»[312]).

Применительно к топологии Лейбница это можно выразить так. — Верхний этаж всегда характеризуется тем, что создает цельность, нижний — дает материал для этого созидания. Верх (темная комната) навязывает механические законы и органы, выстраивая организм — реализацию в теле (интересно, что свет приходит из тьмы, телесное становится светлым, благодаря темной монаде).

В концепции «тела без органов» Делез предлагает перенести креативный потенциал с верхнего этажа на нижний, сделать телесность творящей структурой. Вслед за определением «тела без органов» А.Арто («Тело есть тело, оно одно, ему нет нужды в органах…»[313]), Делез говорит о неизбежности момента cброса телом органов (или их потери). Вместо двухэтажной топики лейбницевской интерпретации соотношения души/тела мы получаем лишь один этаж телесного, замкнутого само на себя и порождающего в ходе этого самозамыкания симулякр сознания (психики). «Телесное» Делеза не является упорядоченным, каким оно выступает у Лейбница.

Тело без органов — вовсе не противоположность органам. Его враги не органы. Его враг — организм (органическая организация органов)[314].

«Тело без органов» — вышедшая из-под власти разумной монады система потоков, точек, микро-монад, бесформенная, не структурированная, непорожденная. Организм (2-х этажное здание) объявляется инструментом подавления и «темницей жизни» и устраняется как фактор насилия.

В барочном здании Лейбница слуги и обитатели подвала поднимают восстание.

Элиминация иерархий: машины желания

Рассмотрим внимательнее тот этаж, который остается после взрыва Делезом здания лейбницевской модели. Этаж телесного отличается устранением или элиминацией иерархий: например, монада сердца и монада печени абсолютно равны и не собраны в организме в иерархическую цепь. Здесь мы имеем дело с демократией (в сетевом понимании — с глобальной сетью), равенством, с био-политикой. Более того, сама целостность монад отдельных органов ставится под сомнение: ведь в них находятся и еще меньшие составные части. Это приближается к модели «освобожденного множества» Спинозы, основанной на фундаментальном пантеизме, тождестве Бога и природы (deus sive natura). Сохраняя в какой-то степени атомарные сущности — монады/машины и их механические принципы, мы более не имеем целого (т. е. сообщества микро-монад, объединенных под властью монады-правителя).

Очень точно это состояние выражается в введенном Делезом и Гваттари концепте «машины желаний» (machine désirante, «желающей машины»[315]). Машина желаний — проект гибридной формы жизни, в котором механическое более не противопоставляется естественному, спонтанному. Подавляющая инстанция сознания расположена вплотную к классическому объекту подавления, т. е. к желанию (либидо), в постфрейдистской топике.

Делез и Лейбниц: начало и конец Нового времени

Интерпретация Делезом Лейбница обнаруживает две психофизические модели: барокко (Нового времени, Модерна) и Постмодерна. Если Постмодерн ориентируется на концепт «тела без органов», то по аналогии с этим мы могли бы назвать концепт, являющийся осью монадологического исследования Лейбница — «органов без тела», поскольку в идеализме в рассмотрении соотношения психического и физического рассудочное доминирует над телесным (материальным), которому как таковому не присваивается никакого независимого онтологического статуса. Лейбниц представляет в своей концепции идеалистическую философию Нового времени, частично сохраняющую средневековую религиозную направленность, а частично, и подчас неосознанно, предвосхищающую позднейшее окончательное «расколдовывание мира» (в понимании М. Вебера). На заре Нового времени природа объявляется написанной математическим языком Бога. В позднем Модерне фигура Бога подвергается жесткой критике, выносится за рамки рассмотрения и впоследствии вообще элиминируется (окончательно — в нигилизме Ф. Ницше). Материя же, напротив, онтологизируется — через признание гравитации, впущенной на первый этаж барочной конструкции.

Делез находится на другом конце философского цикла Нового времени, нежели Лейбниц, когда освободительная (от идеала) работа Модерна почти завершена. Отныне начинают уверенно доминировать строго имманентистские модели психологии типа «шизоанализа», ликвидирующие, по меньшей мере, в теории, любые вертикальные топологии, свойственные идеализму.