«Если», 1994 № 05-06

Римлянин — я вспомнила, его звали Марком — бродил по комнате, натыкаясь на предметы, Эрих с блондином продолжали жаркий спор, то и дело поминая какого-то ребенка, Эйнштейна, летний дворец, треклятую перчатку, Скарабеев и Санкт-Петербург.

— Куда ты так спешил? — кипятился блондин. — Наше бегство разнесло в клочья Невский проспект!

— Нам повезло, что мы унесли ноги, дурья твоя башка! Или ты не понял, что они стреляли из станнеров?

— Ну да! — фыркнул блондин. — Их заряда не хватит даже на то, чтобы парализовать кота! Почему ты увел нас?

— Заткнись! Я твой командир, и нечего обсуждать мои приказы.

— Ты не командир, а трусливый нацистский ублюдок!

— Weibischer Englander! Scarabaus![6]

Перевода блондину не понадобилось. Выхватив из ножен саблю, он отпрыгнул назад — и врезался в Бо, который при первых признаках ссоры бесшумно поднялся с тахты и приблизился к спорщикам.

— Господа, вы забываетесь, — проговорил он повелительным тоном, держась за плечо блондина, чтобы не упасть. — Вы находитесь на Станции восстановления и развлечения Сидни Лессингема. Здесь присутствуют дамы…

Презрительно усмехнувшись, англичанин оттолкнул его. Бо рухнул на тахту. Тем временем Эрих тоже обнажил саблю, отразил выпад блондина и атаковал сам. Сталь зазвенела о сталь, гусарский сапог оцарапал напольную мозаику.

Перекатившись на бок, Бо вскочил и извлек из-за пазухи станнер, замаскированный под короткоствольный пистолет. Мне стало страшно — за Эриха и за всех нас — и подумалось еще: должно быть, у Комедиантов нервишки пошаливают не меньше, чем у Солдат, а виноваты в том Скорпионы, наши патроны, которые неизвестно по какой причине отменили двадцать снов назад все увольнительные и отпуска.

Сид наконец вступил в игру.

— Ладно, ребята, повеселились и будет, — сказал он. — Вложите клинки в ножны.

Неприятно рассмеявшись, Эрих повиновался. Блондин последовал его примеру. Я прижалась к Эриху; он целовал меня и обнимал так, что даже ребра трещали, приговаривая: «Liebchen! Mein Liebchen!»

Только мы прервались, чтобы перевести дыхание (голубые глаза Эриха словно притягивали меня), как позади нас послышался глухой стук. Док свалился с табуретки, цилиндр съехал на лоб. И тут Мод взвизгнула: римлянин, о котором все забыли, маршировал по краю Пучины. Его черная форма будто растворялась в сером тумане.

Бо и Мод кинулись к нему. Наш пианист, как видно, успел прийти в себя. Сид наблюдал за происходящим, стоя у Компенсаторов.

— Что с ним такое? — спросила я у Эриха.

— Обычная история: шок от Перехода, — он пожал плечами. — К тому же, его едва не подстрелили из станнера, и конь чуть не сбросил. Ты бы видела Петербург, Liebchen! Невский проспект, каналы, всадники в голубых с золотом мундирах, женщины в мехах и шляпках из страусиных перьев, монах с камерой на треноге… Знаешь, я дрожал от страха, когда мы пролетали мимо этих зомби. Ведь любой из них, да тот же фотограф, мог оказаться Скарабеем!

В Войне Перемен мы сражались на стороне Скорпионов против Скарабеев. Их воины, как и мы, были Демонами и Двойниками. Линии нашей естественной жизни давно оборвались. Мы Двойники потому, что, обитая в своем измерении, способны проникать в ваше, а Демоны потому, что ведем себя и выглядим как живые. А вот призракам это не под силу. Комедианты и Солдаты, на чьей бы стороне они ни воевали, — Демоны-Двойники. Есть еще Зомби: так мы зовем мертвецов, чьи линии жизни связаны с так называемым прошлым.

— А что вы делали в Петербурге? — спросила я.

— Мы отправились в 1883 год, чтобы вызволить из плена Скарабеев маленького Эйнштейна, которого они похитили. Они украли его несколько снов назад, поставив под угрозу победу Запада над Россией.

— Которая развяжет руки твоему ненаглядному Гитлеру на целых пятьдесят лет.

— Зато если Скорпионы одолеют Скарабеев, коммунизму придет конец. В общем, у нас ничего не вышло. Скарабеи понаставили всюду охранников, чего мы никак не ожидали. Еле вырвались. Неудивительно, что Брюс потерял голову. Впрочем, это его не извиняет.

— Его зовут Брюсом? — я взглянула на блондина, стоявшего в одиночестве посреди комнаты.

— Да. Он был лейтенантом английской армии в первую мировую.

— А вот римлянин-то, похоже, плох, — сказала я.

— Марк крепкий орешек, — отозвался Эрих. — Исполнен доблести, как говаривали его современники. Наша девушка со звезд вернет его к жизни, если…

— …если это жизнь, — закончила я.

Он был прав. Мод с ее познаниями в психомедицине двадцать третьего века успешно подменяла Дока, когда тот «отключался».

— Мод и Марк. Интересный эксперимент, — продолжал Эрих. — Напоминает мне об опытах Геринга с замороженными мужчинами и голенькими цыганочками.

— Ты грязная нацистская свинья!

— Так точно, — Эрих прищелкнул каблуками и выпятил подбородок. — Эрих Фридрих фон Хогенвальд, обер-лейтенант армии Третьего Рейха, комендант Торонто, к вашим услугам! Погиб под Нарвой, где и был завербован Скорпионами.

— Не заводись, Эрих, — я тронула его за рукав.

Место удивительно напоминало сцену какого-нибудь театра. Зрительным залом служила Пучина, серый туман которой едва ли загораживали