«Если», 1998 № 09

Вначале я пошел к девчонкам. Толик был там, и все они усердно работали. На самом деле никакой надобности в двух никудышных программистках Дозор не испытывал. Допуск по секретности у них самый низкий, и почти все приходилось делать нам. Но куда еще пристроить двух очень-очень слабых, но славных волшебниц? Если бы согласились жить, не высовываясь, обычной жизнью, так ведь нет — хочется романтики, хочется службы в Дозоре… Вот и придумали для них работу.

А в основном они убивали время, лазая по сети и поигрывая в игры — причем наибольшая популярность приходилась на долю пасьянсов.

За одной из свободных машин сидел Толик. На коленях у него пристроилась Юля, ожесточенно елозя мышкой по коврику.

— Это называется обучение компьютерной грамотности? — спросил я, наблюдая за мечущимися по экрану монстрами.

— Ничто так не улучшает навыки работы с мышью, как компьютерные игры, — невинно отозвался Толик.

— Ну… — я не нашелся, что сказать.

Сам я давно уже не играл. Как и большинство сотрудников Дозора. Истреблять нарисованную нечисть интересно, пока не встретишь ее воочию. Ну, или прожив сотню-другую лет и приобретя огромный запас цинизма — как Ольга…

— Толик, я, наверное, сегодня не вернусь.

— Ага, — он без всякого удивления кивнул.

Способности к предвидению у нас в общем-то невелики, но подобные мелочи мы чувствуем сразу.

— Галя, Лена, пока, — кивнул я девчонкам.

Галя прощебетала что-то вежливое, всем видом демонстрируя увлеченность работой. Лена спросила:

— Мне можно будет уйти пораньше?

— Можно.

Мы не врем друг другу. Если Лена просит разрешения — значит, ей и впрямь надо уйти. Мы не врем.

Только иногда лукавим и недоговариваем.

На столе у шефа царил жуткий беспорядок. Валялись ручки, карандаши, листки бумаги, распечатанные сводки, тусклые, выработанные магические кристаллы.

Но венцом безобразия была горящая спиртовка, над которой в черном графитовом тигле калился белый порошок. Шеф задумчиво помешивал его кончиком дорогого «паркера», явно ожидая какого-то эффекта. Порошок игнорировал как нагрев, так и помешивание. Я покосился на диван. Ольги в кабинете не было, только вот пустая бутылка из-под шампанского и два бокала стояли на полу.

— Что будем делать? — не поднимая глаз, спросил Борис Игнатьевич.

Он был без пиджака, рубашка помята, галстук съехал на бок.

— Я не убивал Темных… Этих Темных.

— Знаю.

— Но доказать этого не могу.

— По моим расчетам, у нас в запасе два-три дня, — сказал шеф. — Потом Дневной Дозор предъявит тебе обвинение.

— Можно организовать фальшивое алиби.

— Ты пойдешь на это? — заинтересовался Борис Игнатьевич.

— Нет, конечно. Откуда все эти данные? Откуда снимки и видеозаписи?

Шеф хмыкнул и почесал нос кончиком авторучки.

— Что, не нравится! Ты ведь смотрел и мое досье, Антон. Оно менее откровенно?

— Нет, пожалуй. Потому я и спрашиваю. Почему вы позволяете собирать подобную информацию?

— Я не могу этого запретить. Контроль осуществляет Инквизиция.

Дурацкий вопрос: «А она действительно существует?» — я сумел удержать на языке. Но, наверное, мое лицо было весьма выразительным.

Шеф еще минуту смотрел на меня, ожидая вопросов, потом продолжил:

— Вот что, Антон. С этого момента ты не должен оставаться один. Разве что в туалет можешь сходить самостоятельно, а в другое время — два-три свидетеля рядом. Есть подозрение, что произойдет еще одно убийство.

— Если меня действительно подставляют, то убийства не случится, пока я не окажусь без алиби.

— Ты окажешься без алиби, — усмехнулся шеф. — В этом и вся наша надежда.

Я вытаращил глаза, ничего не понимая.

— Ольга! — позвал шеф.

Дверь в стене, которую я всегда считал створкой шкафа, отошла в сторону. Вошла Ольга, поправляя волосы, улыбаясь. Джинсы и блузка туго обтягивали ее тело. За ее спиной я успел заметить большую ванную комнату с джакузи и одностороннее зеркальное окно во всю стену.

— Ну что, готова? — спросил шеф.

Она пожала плечами.

— Спиной к спине! — скомандовал шеф.

У меня засосало под ложечкой — я понял, что сейчас произойдет что-то очень серьезное.

— Оба откройтесь! — рявкнул Борис Игнатьевич.

Опустив веки, я расслабился. Спина Ольги была горячая, даже сквозь блузку. Нет, я не испытывал, скажем так, романтического трепета или влечения. Может, потому, что помнил ее в нечеловеческом виде; может, потому, что мы слишком быстро стали друзьями и соратниками. Может быть, из-за веков, разделивших наше рождение — что значит молодое тело, когда ты видишь пыль столетий на чужих глазах. Мы остались именно друзьями, не более.

— Начали! — скомандовал шеф.

Воздух наполнился словами, смысл которых я не понимал, словами на древнем языке, звучавшем над миром тысячи лет назад…

Полет.

Это и впрямь полет — будто земля ушла из-под ног, будто тело утратило вес. Меня затопило волной столь безумной и чистой, ничем не замутненной радости, что мир померк. Я упал бы, но сила, бьющая из поднятых рук шефа, держала меня и Ольгу в невидимых путах, заставляла изгибаться, прижимаясь друг к другу, привязывая тончайшими нитями…

А потом ниточки перепутались.