«Если», 2003 № 11

Он все же уснул ненадолго. Ему приснилось, что стол умеет летать. Оседлав его, Виссарион несся над лесом, над горными хребтами, над озерами и бескрайними равнинами. Столу нравилось летать. Приземляться он не желал ни в какую, и весь персонал миссии ловил его огромным сачком. Запутавшись в сетке, стол заскрежетал, заскрипел, протестуя, и Виссарион проснулся.

Стол и вправду скрипел и скрежетал. Точнее, скрежетали сомкнувшиеся над ним колючие хвощи, отчаянно царапая полированную столешницу. С треском рвалась пластиковая упаковка. Тихо шелестя, шевелились лианы — ползли, опутывали… Свет фонарика подтвердил мгновенную догадку: стол был схвачен лесом, а Виссарион пленен. Этот лес не собирался служить пищей бронированным травоядам — он сам был хищником! Похоже, подвижные лианы вовсе не паразитировали на колючих хвощах, а находились с ними в симбиозе. Когтистые лапы и алчущие рты — одни хватают добычу, другие высасывают ее к общей пользе…

Что-то мягко, настойчиво толкнуло в бок. Прошипев сквозь зубы проклятие, Виссарион обрубил едва не присосавшееся зеленое щупальце. Затем извлек из кобуры плазменник и послал заряд в самую гущу лиан.

Лес завизжал. Отдернулись дымящиеся лианы, заскрипели, натужно разгибаясь, стволы хвощей. Наверное, за всю историю планеты ее флора ни разу не демонстрировала столь небывалую прыть.

— То-то же, — наставительно произнес Виссарион, выбираясь из-под стола.

Дождя уже не было. Дождя-спасителя… Виссарион содрогнулся, осознав, что стало бы с ним, усни он на столе. Он больше не видел смысла оставаться на месте. Восток еще и не думал разгораться, ну и что? Теперь Виссарион знал точно, как надо двигаться по хищному лесу — не столько прорубать просеку, сколько выжигать ее в самом экономном режиме работы плазменника. Освободив груз от остатков упаковки, он завалил его на бок и, повесив на плечи тощий рюкзачок, зажав фонарик в зубах, а плазменник — за поясом, уподобился скарабею…

Хищный лес остался позади спустя трое суток. За это время Виссарион не поспал и минуты, не съел и ста граммов питательного концентрата и одолел в лучшем случае километров двадцать. Одежда превратилась в лохмотья, на коже не осталось живого места, едкий пот зверски щипал бесчисленные царапины и порезы. Нож затупился, фонарик сдох и был брошен, в плазменнике остался единственный заряд.

Последний день пришлось двигаться в гору. Час от часу подъем становился все круче, зато колючие заросли редели, пока совсем не сошли на нет, сменившись жесткой травой и безобидными на вид кустами, да и в воздухе повеяло приятной прохладой. Впереди синели горы.

Найдя ручей с холодной, явно ледниковой водой, Виссарион с рычанием упал в него ничком и несколько минут блаженствовал. Он с удовольствием лежал бы до зубовного стука, но не мог позволить себе такой роскоши. Вдоволь напившись и приняв дозу «АнтиМорфея», честный дипкурьер прикинул линию движения и вновь взялся за стол.

Он катил его вверх по склону, это было нелегко, но душа пела. Гиблое болото пройдено. Гиблый лес пройден. Если это не счастье, то что же тогда?

Что-то творилось с его пищеварением. То ли от концентратов, то ли от местной воды, то ли от натуги — скорее, все-таки от натуги — желудок Виссариона испортился. В сочетании со стимуляторами желудочные средства из аптечки не помогали. Мешали частые и унизительные позывы.

— Каков стол, таков и стул, — скулил Виссарион, присаживаясь под куст.

Теперь, когда остались позади шипы, стволы и корни, когда не приходилось прорубать и выжигать себе путь, стол начал проявлять норов, которого Виссарион прежде не замечал. Во-первых, он не желал катиться прямо, нимало не напоминая в этом отношении кабельную катушку; во-вторых, при попытках коррекции курса он норовил завалиться ножками кверху, что однажды и сделал, придавив Виссариона. В-третьих, ненадолго останавливаясь перевести дыхание, Виссарион был вынужден изображать собой подпорку, иначе стол норовил убежать вниз по склону.

И все-таки взбираться в горы было много легче, чем прорубаться сквозь лес.

Семь суток в запасе. Двести шестьдесят километров до цели. Это сколько же надо проходить в сутки?.. А, что толку считать! Не на равнине. Главное — перевалить через хребет и переплыть озеро…

Весь день Виссарион катил стол вверх. Склон медленно, но неуклонно становился круче. Давно кончились кусты и трава, теперь чаще приходилось огибать валуны и выбирать путь в обход каменных осыпей. Вспоминалась древняя легенда о Сизифе. Один раз шатающийся от усталости Виссарион плохо исполнил роль подпорки, и у него упало сердце, когда стол с грохотом покатился вниз. Если бы он и впрямь был бы не столом, а кабельной катушкой или округлым валуном, то сюжет легенды повторился бы буквально — а так, прокатившись немного, грохоча и подпрыгивая, стол сразу вошел в вираж, накренился, заваливаясь на бок, подпрыгнул, немного сполз юзом и замер, задрав к синему небу все четыре ноги. Он даже не попытался рассыпаться или расшататься — был сработан на совесть из настоящего земного дуба.