«Если», 2005 № 07

К проблемам виртуальности, только уже не уголовно-исторического, а онтологического характера, имеет отношение и одно из важнейших направлений философии в принципе — так называемый «субъективный идеализм». Ведь главная проблема, которой посвящены размышления епископа Беркли или Дэвида Юма: «Существует ли наш мир на самом деле или он является только продуктом воображения?». «Барьер чувств» — понимание того, что мы воспринимаем окружающее нас через неизбежный фильтр зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания — порождал у мыслителей подозрения в возможной принципиальной неполноценности наших органов чувств.

На размышления об особой реальности, в большей степени зависящей от нашего мозга, нежели от внешнего мира, наводило и поведение душевнобольных. Легко отправлял человека в виртуальные миры и наркотический транс, о чем неоднократно писали литераторы в произведениях, находящихся у самых границ континента фантастики (Т. де Куинси «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», О.Хаксли «Двери восприятия»).

И ясно, что идея пластичного мира, целиком зависящего от воли человека, мира, где можно стать неким «мини-Богом», получив эрзац всемогущества, не могла не привлечь внимания писателей-фантастов.

По способу осуществления господства над реальностью литературные произведения о виртуальных мирах более или менее четко делятся на три группы:

1. Аппаратная виртуальность, когда герой создает иной, ложный, вторичный мир (или проникает туда) при помощи неких механических приборов. В сущности, все произведения о вторичных мирах, сгенерированных компьютерами, относятся к текстам аппаратной виртуальности.

2. Медикаментозная виртуальность, где герой оказывается в ином, внешне столь же реальном мире при помощи химических препаратов.

3. Волевая виртуальность, в которой герой умеет переходить из нашего мира в другой, созданный его воображением, либо он просто подчиняет своим желаниям наш мир, который тогда оказывается не более чем иллюзией, разновидностью виртуального пространства.

В любом случае виртуальность мира предполагает его податливость, его зависимость от воли человека. Поэтому на самом деле не важно, как мы изменяем ложную реальность — приняв ли таблетку, подключив ли особую программу или просто сконцентрировавшись.

Здесь, правда, следует обратить внимание на одну тонкость, связанную с разделением двух НФ-тем — виртуальной реальности и параллельных миров. В произведениях о параллельных мирах всегда подразумевается, что эти миры существуют на самом деле, что они столь же реальны, как и наша планета. И даже если подобные реальности не равноценны (например, замок Ам-бер и его отражения в «Янтарных хрониках» Р.Желязны), все равно это разница между оригиналом и множеством копий. В текстах же о виртуальной реальности подразумевается, что существует только одна истинная реальность, а все остальные — просто обман чувств, вызванный при помощи различных ухищрений. Главная интрига большинства таких произведений строится вокруг осознания героем того, что он существует в ложной реальности, что он жертва заговора или изощренного обмана, которые вырвали его из единственно правильного, подлинного мира.

Представление о реальности в сочинениях, описывающих виртуальные миры, оказывается близко к восприятию мира индуистами или буддистами. Окружающий мир в такой ситуации выглядит иллюзией, «майей», говоря словами представителей восточных религий, или «сложнонаведенной галлюцинацией», если использовать термин братьев Стругацких. И хорошо, если за этим «покрывалом Исиды» находится некая другая, истинная реальность, «внутренняя Монголия» из романа В.Пелевина «Чапаев и пустота». А если там нет ничего? Если существуют только бесконечные иллюзии — одинаково подлинные и одновременно столь же одинаково ложные? (Тот же роман Пелевина допускает и такое прочтение событий, происходящих с главными персонажами.) Впрочем, обычно фантасты не позволяют себе слишком уж заигрываться в метафизические игры.

Главную проблему восприятия человеком виртуальной реальности четко сформулировал С.Лем в далеком 1970 году в монографии «Фантастика и футурология»: «Фантоматика — если учитывать лишь ее функцию маскировки, иллюзии действительности — отличается такой специфической особенностью, что неизбежно устраняет различия между «лицом» и «маской».

А самая значительная опасность, какая грозит героям произведений о виртуальности — это не осознание ими ложности окружающего мира, а понимание того, что они сами — тоже иллюзия. Об этой угрозе прекрасно написал еще в 1960 году Ф.Лейбер в рассказе «Марианна». Здесь героиня истории об аппаратной виртуальности, постепенно уничтожая иллюзию окружающего мира, доходит до логического конца — осознания собственной иллюзорности. И она нажимает на пульте управления кнопку-ликвидатор «Марианна».