«Если», 2010 № 06

Снова пришла в себя на диване в своей комнате. Боли уже не ощущалось, но голова была тяжелая.

Оглядела помещение. Следы побоища впечатляли. Обзорная панель выведена из строя, похоже, навсегда. Ничего, если у нас все получится, купим новую.

Симбионт сидит в кресле напротив и внимательно смотрит на меня. И опять не ясно, что за этим взглядом прячется. Жертв перестрелки не видно, но пятна крови на полу наличествуют. Мария устроилась в ногах моего дивана, спина прямая и строгая. Все, больше никого нет.

Спрашиваю, чем кончилось, но приходится повторять два раза. С первого раза слишком тихо получилось.

Холод, словно саван, на миг укутывает меня до пят. Яр. Все-таки как я его слышу?

— Андрей застрелил одного, но сам был серьезно ранен. Сейчас его штопает станционный врач. Вас, Ильза, он уже подлатал. Но велел отдыхать минимум сутки.

— Угу. Есть у нас эти сутки… а остальные?

— Те двое, что были за дверью, предпочли скрыться. Второго уже забрала полиция.

— Кстати, новость, — грустно сообщила Мария. — Дэн Колли застрелен. Вчера. В собственной приемной. Разыскивают Андреаса Марко.

— А как я оказалась в другой комнате? Или мне это приснилось?

Вновь обволакивающий холод. В такой компании быть мне вечно простуженной!

— Я тебя выдернул. Чего только не сделаешь в состоянии стресса.

«Тебя». Договорились, значит. Всего-то и нужно было подставиться под пулю…

— Научишь?

— Потом.

Я неожиданно вспомнила свой давешний бред про маску. Спросила:

— И что, все лошадки такое носят? А я почти соблазнилась…

— Только самые невезучие, — отвечает почему-то Мария. — Которым морду плазмой жгли. На глазах у…

Холод превращается в зверскую стужу, и я быстро говорю:

— Мария, прекратите! Это не тема для обсуждения.

Она замолчала, но морозец развеялся еще не скоро.

17. Хозяйка и мир

«Крылатый» элегантно завершает разворот, вливаясь в поток швартовочных дорожек. Космос пахнет земляникой — здесь нас ждет суетный порт, несколько разовых контрактов и, возможно, удача. Космос играет в очередную жизнь, предложенную Яром — образы скользят по краю сознания: музыка чьей-то юности. Мы идем за мечтой. За своей или чьей-нибудь, если нам по пути. Три тысячи жизней Яра — три тысячи горящих окон, до которых мы можем долететь, если захотим. Да, не тридцать тысяч. Но куда нам столько сейчас-то? Дайте добраться до самых близких.

Кручу в руках маску, которая не маска. Уж вернуть симбионту нормальный человеческий облик современная медицина оказалась способна.

Яр хотел ее выкинуть. Но мы с Андреем уболтали оставить на память и в назидание потомкам.

Изнутри она пористая и рельефная, снаружи — гладкая. Дотрагиваться неприятно, но само действие завораживает.

А лицо у него оказалось совсем не такое, как я придумала. На мой вкус, настоящее гораздо симпатичнее. И он по-прежнему говорит мало — короткими колкими фразами. И холодом обжигает ничуть не хуже, чем раньше. И терпеть не может, когда при нем говорят о событиях шестилетней давности. Мы деликатничаем, хотя общими усилиями почти выстроили полную картину тех событий…

— Ильза, швартуемся. Посмотри, пожалуйста, где нам приткнуться…

— А сам?

— А кто у нас интуит?

— Так и быть, сделаю.

— И пожалуйста, убери с глаз моих эту штуку… отвлекает.

Алексей Молокин Опыт царя ирода

Наши детки — сабли, пули метки,

Вот где наши детки!

Старая солдатская песня

Иллюстрация Виктора Базанова

Если бы его спросили сейчас, как он представляет себе счастье, он бы ответил, что счастье — это пить пиво и смотреть на дождь. Почему именно пиво, спросили бы его, и почему под дождь, а он удивился бы, что люди не понимают таких простых вещей, и ушел бы смотреть на свой дождь из-под навеса какого-нибудь летнего кафе, знаете, бывают такие навесы, полосатые, открытые со всех сторон. Таких уже давно не делают? Жаль! Оттуда так удобно смотреть на дождь и тоненьких девушек — марионеток, прыгающих на серебряных небесных нитях через лужи. Почему на девушек? А для чего же тогда смотреть на дождь, если под ним нет ни одной хорошенькой девушки? Кроме того, на девушек смотреть приятно всегда. И пиво под дождь идет просто замечательно.

Только никто не спрашивал. Видимо, никого не интересовало его представление о счастье. Ну и черт с ними!

В соседней комнате грохнуло, взревело как-то сразу, без разгона, потом раздался хриплый рев, словно певцы соревновались, кого громче стошнит в микрофон. Сын включил музыку. Он знал, что такая вот, нарочито грубая манера пения называется «гроулинг» и что она весьма популярна у современной молодежи, а еще есть «скримминг», это когда не хрипят, а визжат.