Они вошли в стеклянную кабину лифта, и Себастьян зябко передернул плечами — он боялся высоты. Зеркало на задней стенке отражало стеклянный купол, и кабина казалась открытой со всех сторон. Эффектно, что и говорить. Комиссар уставился на свое отражение, пытаясь одолеть приступ акрофобии за счет нарциссизма. Гладкие волосы, статная фигура — пара килограммов, пожалуй, лишние, но все же не настолько, чтобы испортить впечатление. И главный козырь — темно-голубые глаза, необыкновенно яркого и в то же время глубокого цвета. Пожалуй, его все еще можно назвать привлекательным. Искоса он взглянул на Анну. Девушка с равнодушным видом изучала конструкцию из стекла и металла.
Лифт начал снижать скорость, заскрипели тормоза. Себастьян нервно сглотнул. Анна осталась невозмутима. Она в отделении недавно, и пока непонятно, можно ли к ней подкатить. Впрочем, совсем уж неприступной она не выглядит. Главное — выбрать подходящие время и место. Немного удачи, и все в порядке. Мертвый профессор — хороший повод для сближения, это точно.
— Первый этаж, — сказала Анна.
Они вышли в атриум отеля, напоминавший главный зал готического собора. Без малого тридцать метров высотой, огромные стрельчатые окна, пронизанные лучами солнца, галереи на высоте второго этажа сверкают полированным металлом… Тихий рокот голосов отражался от стен, накатывался и отступал, как морские волны. Атриум был полон почтенных пожилых господ в костюмах-тройках, на носах красовались очки в золотой оправе, из углов рта торчали трубки. Господа собирались в группы и что-то обсуждали, оживленно жестикулируя. Здесь проходил конгресс, и покойный Хоффмайстер был его участником.
В толпе Себастьян потерял Анну и дрейфовал без цели, разглядывая плакаты. «Международный конгресс по проблемам симметрии», «Волна — частица», «Дуализм или дефицит информации?» Он задержался перед экраном, дожидаясь новой картинки и надеясь, что следующая позволит ему понять, о чем тут идет речь. Итак: «Арнольд Хоффмайстер. Новая интерпретация Копенгагенской интерпретации»[14].
Наконец, из толпы вынырнула Анна и схватила Себастьяна за плечо. Другой рукой она придерживала большую картонную коробку.
— Здесь кассеты из камер наблюдения и протоколы с электронных замков, — ответила девушка на немой вопрос коллеги. — Преступник у нас в кармане.
— Точно, — кивнул Себастьян. — Терпение и труд все перетрут. Работа в отделе убийств еще не кажется тебе скучной?
Анна удивленно взглянула на него, но он, не желая вдаваться в эту тему, развернулся и пошел к выходу.
Служебный автомобиль был припаркован перед отелем. Себастьян поставил коробку на заднее сиденье.
— Кто поведет: ты или я?
Девушка ответила ему улыбкой и скользнула за руль.
— Давай к дому профессора, — распорядился комиссар.
— Хорошо.
Рутина есть рутина. Когда Себастьян расследовал свое первое дело, он не мог удержаться от слез. Но молодая вдова, чей муж, отец трехлетнего ребенка, погиб в автокатастрофе, реагировала совсем не так, как он ожидал. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Себастьяну почти хотелось, чтобы она наконец разрыдалась…
Тогда он впервые понял, что некоторые вещи лучше не допускать в сознание, если не хочешь, чтобы твой мозг взорвался. Они должны оставаться где-то там, в сундуке, за семью замками. Только иногда, бессонными ночами, этот сундук раскрывается, и наружу выходят призраки прошлого, а точнее — все то дерьмо, что ему пришлось разгребать за свою жизнь.
По дороге Себастьян думал о докладе Хоффмайстера. «Новая интерпретация Копенгагенской интерпретации». Эти яйцеголовые совсем свихнулись. Наверняка какой-нибудь умник уже строчит доклад «Новая интерпретация Кельнской интерпретации Копенгагенской интерпретации». Он лично совершенно не нуждается в интерпретациях. Иногда факты надо просто принимать такими, каковы они есть. Всё. Точка.
Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. От Анны пахло свежестью. Духи или туалетная вода? Он представил себе, как кладет Анне руку на колено, как его палец скользит вверх по бедру, приподнимая край юбки. А Анна, не отрываясь, смотрит ему в глаза. Возможно, стоит попытаться. И лучше сделать это прямо сейчас. Но тут машина начала замедлять движение. Они приехали, проклятье, уже приехали. А он — полный идиот.
Дом профессора находился в часе езды от отеля. Коттедж окружала изгородь из кустов шиповника. Широкая подъездная дорога огибала аккуратно подстриженную лужайку. В открытую дверь гаража был виден черный лимузин. Анна остановилась рядом с крыльцом, и они вышли из машины. Себастьян поймал себя на том, что хочет положить девушке руку на плечо. Не как соблазнитель, просто друг. Ей сейчас не помешала бы дружеская поддержка.
Анна нажала кнопку звонка, дверь отворилась и Себастьян увидел, как бледнеет лицо коллеги. Он поддержал ее за локоть, но она, кажется, даже не заметила этого.