«Если», 2012 № 05

Еще не рассвело, но в курятнике учителя Праути сонно прокукарекал петух, и уже виднелся грузный силуэт фургона Исаака да Сильвы, приближающегося к докторскому дому. Олферт Даппер поднялся, чтобы принести свои пожитки, но вдруг понял, что Надвигающийся Дождь по-прежнему смотрит на него в упор и глаза индейца изменились — сейчас они были такими же, как в тот миг, когда они вдвоем впервые увидели единорога. Глаза абенаки были широко раскрыты, полны такой сияющей молодостью, какой доктор никогда в них не видел, и так ясны, что было мучительно смотреть в них.

— Больше никогда, — тихо произнес Надвигающийся Дождь, и в его голосе не было печали или чувства утраты, только пронзительная радость. — Никогда не возвращаться, — повторил он звонко, почти нараспев. — Никогда еще раз. Ушел совсем.

А потом он тоже ушел, и вместо него появился Исаак да Сильва, требующий, чтобы доктор вместе со своим барахлом погрузился в фургон немедля, ведь он не думает, что торговец будет стоять тут до утра, рискуя застудить свою прекрасную лошадь.

Весь этот первый день пути Олферт Даппер ехал спиной вперед, беспрестанно крутя в руках потрепанный голландский чепец. Однако уже на следующее утро он аккуратно убрал головной убор миссис Реморс Кертли к себе в карман, уселся рядом с торговцем и обратил взгляд к морю.

Перевел с английского Владимир ИВАНОВ

Публикуется с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy & Science Fiction».

Ален Ле Бюсси Последний танец

^{Иллюстрация Николая ПАНИНА}

Я был весь покрыт кровью — по большей части своей собственной, чуть меньше — чужой. Я чувствовал себя полностью обессиленным, умирающим от голода, но муки жажды были сильнее всего. Тем не менее я пролежал около двух часов, не выдавая себя ни одним движением. К этому я давно успел привыкнуть. Притворяться мертвым стало для меня второй натурой.

Некоторое время я провел, терпеливо ожидая, пока звуки сражения не затихнут. Покой наступил, когда вечерние тени уже начали удлиняться. Для них тоже пришло время умирать: с наступлением ночи они прекратят свое существование.

Я был счастлив слышать, что сражение еще продолжается. Отчасти потому, что это означало: лагерь, который я выбрал, еще сопротивляется. Но главное — хотя прибрежные районы оставались опасными, я не слишком рисковал нарваться на мародеров.

Существовало две разновидности: одни придерживались некоего подобия порядка — подбирали оружие с боеприпасами, попутно добивая раненых; и другие — кого интересовала исключительно нажива. Они без разбора выгребали из карманов банкноты и личные документы, срывали с мертвецов кольца. Первые тоже иногда так поступали, совмещая приятное с полезным, но это все же было не основное занятие.

Я отодвинул в сторону тело Свена и выпрямился, ощутив новый приступ слабости. Несмотря на то что я был сильно обезвожен, мой лоб тут же покрылся каплями пота. Последнее усилие оказалось особенно изнурительным. Зато теперь я мог достать флягу с водой, которую спрятал поблизости. Это был далеко не первый раз, когда мне приходилось прибегать к такого рода уловкам. Я прекрасно знал, в каком состоянии вернусь к жизни. Сделав два или три глотка, я принял несколько таблеток глюкозы. Несмотря на то что надо было спешить, я еще немного повременил, пока по всему телу не прокатилась волна благословенного тепла. Снова пара глотков воды и несколько таблеток.

Меньше чем в метре от себя я видел лицо Свена. Можно было подумать, что он улыбается. Его грудь представляла собой бесформенные кровавые лохмотья — в него попало бессчетное количество пуль. Должно быть, он не успел ничего почувствовать. Славный парень — он, как и немало других, пришел сюда из чистого идеализма. Бедный Свен, он и в самом деле мертв.

Я должен его забыть, как забыл многих других, которые были до него. Нет, не полностью — отложить в уголок сознания, где память о них не будет меня тревожить. Продолжая напряженно прислушиваться, я встал и подобрал валяющийся рядом пистолет-автомат. Его владелец лежал в трех шагах, к его поясу было прицеплено еще три полных рожка. Я подобрал их все, едва не падая от усталости.

В этот раз я едва не зашел слишком далеко. Возможно, однажды я все же доиграюсь, но в сущности это ничего не изменит. Я буду чересчур слаб, чтобы скрыться, и когда-нибудь меня схватят.

Мы три дня удерживали эту сторону скалистого холма. Ситуация с самого начала казалась совершенно безнадежной, лишь чувство долга поддерживало в нас силы. Мы заблокировали важную дорогу, чтобы дать время дивизиям отступить в полном порядке, перегруппироваться и, возможно, в несколько дней одержать решительную победу.

Мы все добровольцы. Среди тридцати женщин и мужчин не оказалось ни одного труса и дезертира. И ни одного выжившего… кроме меня.