— Ну, не знаю, согласится ли она… — Маронда обернулась, подняв вверх палец, и из дверей величественно вышла Асилия. На крыльце она остановилась, пристально оглядела Мутано и меня и стала принюхиваться к украшенной цветами, лентами и маленькими висячими зеркалами клетке. Потом бросила вопросительный взгляд на Маронду, и когда та кивнула, не торопясь вошла в клетку. Оказавшись внутри, она заново обнюхала углы, потом трижды повернулась на месте и легла.
— Обращайтесь с ней со всем почтением, — напутствовала нас Маронда. — Асилия теперь ваша, но если из-за ваших действий или, наоборот, бездействия ей будет причинен вред, я… В общем, вы узнаете, какова я в гневе.
Мутано вручил мне клетку и еще раз с непередаваемым изяществом поклонился Маронде. Выпрямляясь, он встал на ступеньку крыльца — и вдруг поцеловал ее прямо в губы.
От неожиданности лицо Маронды словно окаменело. Это продолжалось секунд пять, после чего она раздраженно нахмурилась. Как я уже говорил, руки у нее были по-мужски крепкими, поэтому пощечина, которую она отвесила Мутано, могла бы сбить его с ног, будь он человеком менее крепким. Мой приятель, однако, был готов к подобному повороту и устоял, только его щека мгновенно покраснела.
— Я хотел бы принести извинения за моего друга, — быстро сказал я. — Поскольку он не может говорить, ему порой приходится прибегать к иным… гм-м… способам, чтобы выразить свои чувства. Смею заверить, Мутано не собирался вас оскорбить, к тому же наш хозяин Астольфо, несомненно, строго накажет его за неподобающее поведение.
При этих моих словах Мутано опустился на колени и низко склонил голову. Выглядел он при этом как воплощенное раскаяние, и Маронда, не выдержав, улыбнулась.
— Вашему хозяину следовало бы поучить хорошим манерам вас обоих, — сказала она ворчливо, но по ее лицу было видно, что она уже оттаяла.
— Мы всегда готовы учиться, — сказал я с легким поклоном.
Потянув Мутано за ухо, я заставил его подняться и вручил клетку с Асилией. Потом мы взобрались на стоящую перед дверью тележку, и я отвязал от передка вожжи.
В замок мы прибыли ближе к вечеру, когда примерно треть внутреннего двора уже была накрыта тенью, отбрасываемой западной стеной. Граница тени казалась идеально ровной, словно проведенной по рейке землемера.
Я нес опутанную ремнями клетку с нашей драгоценной Асилией, Мутано прижимал к себе черный ящик, похожий на футляр от скрипки, в котором находилась тень Санбольта. Мы были готовы выполнить нашу часть договора и вернуть одержавшему победу в поединке коту его тень. Нам, однако, необходимо было немного отложить этот момент, поэтому мы уселись на скамью под стеной и, чтобы выиграть время, принялись возиться с многочисленными застежками и запорами клетки. Когда дверца отворилась, Асилия сразу направилась к выходу, но, высунув голову наружу, остановилась. Некоторое время она озиралась, нервно принюхиваясь и прислушиваясь к незнакомому окружению, потом осторожно шагнула на землю передними лапами, снова замерла на несколько секунд и наконец покинула клетку. Далеко она, впрочем, не ушла. Обнюхав мою руку, Асилия несколько раз боднула меня в ладонь бархатистым лбом, а затем тщательно обследовала подошву туфли моего приятеля. Стараясь не напугать зверя, я поставил клетку рядом с собой на скамью и поднял палец, как это делала Маронда. Асилия взглянула на меня с некоторым сомнением, но все же несколько раз прошлась из стороны в сторону и села.
Мутано достал из-за пояса короткую деревянную флейту и осторожно подул в нее. Несколько чистых, печальных нот разнеслись над двором. Асилия наклонила голову, словно прислушиваясь, а я увидел, как над парапетом стены наверху показались рыжие кошачьи уши. Санбольт явно ждал нас.
Уши исчезли. Очевидно, кот спускался во двор.
Мутано снова подул в свой инструмент. Флейта издала долгую, пронзительную ноту, задавая тон, и приятель запел старинную лэ «Когда я был кошачьим королем, а ты — домашней кошкой кузнеца», которую он перевел на кошачий язык и переработал в соответствии с принятой среди кошачьего племени музыкальной системой. Я с ней почти не знаком, и не мог сказать, насколько точно Мутано соблюдал тональность или размер. У меня, однако, сложилось впечатление, что он был не в лучшей форме, поскольку Асилия отреагировала на его завывания без особого энтузиазма. Пожалуй, только врожденное благородство и безукоризненное воспитание заставили ее выслушать лэ до конца (сам я едва удержался, чтобы не удрать).
Когда Мутано перестал наконец драть горло, Асилия повторила мелодию на свой лад, а мой приятель ей аккомпанировал. Ноты, которые выводила кошка, несколько напоминали звуки флейты, но были намного увереннее и чище, словно ее гортань была сделана из чистого серебра. Тремоло в исполнении Асилии навевали мысль о хрустальных цимбалах, а стаккато — о лире.