«Если», 2012 № 09

— Я часто спрашиваю себя, — задумчиво проговорил Вельо, — может быть, свойственные нынешнему беспокойному времени тревоги и суета как раз и порождают подобные состояния у молодых чувствительных натур? Если так, значит, что-то сдвинулось в устройстве нашего мира. Молодежь должна быть веселой и легкомысленной, увлекаться танцами и музыкой, а не серьезными проблемами — так, по крайней мере, было в те времена, когда я сам был молод.

— Те времена давно минули, — заметил на это Астольфо. — И поэтому сейчас наша молодость кажется нам счастливее., чем была на самом деле.

— А кстати, — заметил Вельо, — если нынешние молодые люди охвачены духом уныния, разве это не должно влиять на их тени? Впрочем, я мало что знаю о природе теней, так что мой вопрос, скорее, праздный.

— Я не изучал эту проблему специально, — сказал Астольфо. — Но твое предположение кажется мне любопытным и, безусловно, заслуживает внимания. Пожалуй, я поручу подобное исследование Фалько. Так у него, по крайней мере, будет какое-то занятие, на которое он сможет направить свои силы и способности.

Этими словами, в которых я снова уловил легкий укор, ужин завершился, и все разошлись по своим спальням.

* * *

Час был поздний, да и выпито за ужином немало, однако мне не спалось. Стоило закрыть глаза, как в ушах снова начинал звучать исполненный горя и гнева голос Вельо. По-видимому, картина, которой он стал свидетелем, была настолько жуткой, что его глаза не выдержали. О том, что увидел Вельо за мгновение до этого, я старался не думать. Вместо этого я спросил себя, почему Дорминия заняла место его убитой дочери? Быть может, Астольфо переговорил с ее родителями, рассказал о печальной истории Вельо и Сибиллы? В таком случае они могли отпустить дочь со стариком, полагая, что подобный маскарад является одним из элементов его врачебного ремесла. Я, однако, не исключал, что проводником Вельо была вовсе не Дорминия. Ведь все, что мне было о ней известно, — имя да неточное описание, которое Мутано удалось собрать буквально по крупицам во время бесед с прежними помощниками старого врача.

В глубине души я был уверен, что за событиями, смысл которых я тщился постичь, стоит какая-то тайная сила, еще одно действующее лицо, обладающее особыми знаниями и непревзойденным мастерством. Возможно, это неведомое действующее лицо никто иной как Астольфо. И все же…

Ответ был где-то близко, я чувствовал это. Но как раз в тот момент, когда мне показалось, что я ухватился за кончик ниточки, которая позволила бы размотать весь клубок, сон наконец сморил меня, и я погрузился в забытье.

X.

— Четыре золотых империала, — решительно заявила Маронда. — Дешевле я не отдам.

— Это слишком дорого, — покачал я головой.

— Не пытайся торговаться, все равно я ни гроша не уступлю. В конце концов, ты сам согласился на любую цену, которую я назначу. Что, забыл?..

— На любую разумную цену, — возразил я.

— За какую-то другую кошку четыре империала, может, и было бы чересчур, но за эту — в самый раз.

— Быть может, для начала синьорина позволит мне хотя бы взглянуть на это седьмое чудо света? — сказал я. — Я почел бы за счастье просто увидеть кошку, которая стоит так дорого.

— Идем на задний двор. — Маронда захлопнула за собой тяжелую дверь и, пройдя по улице несколько шагов, остановилась перед коваными железными воротами. Сквозь их решетку я разглядел ровную вытоптанную площадку заднего двора, посреди которого горел в яме большой костер. Над костром висел большой чугунный котел, служивший, несомненно, для получения отваров, экстрактов, эссенций и прочих парфюмерных снадобий. От котла исходил отвратительный запах, и у меня тотчас потекли слезы и заложило нос.

В дальнем углу двора рос могучий старый платан. В его тени на низкой и длинной скамье лежала кошка. Расстояние было слишком велико, поэтому я не мог рассмотреть всех подробностей, и лишь одно мне стало ясно практически сразу: кошек такого окраса я еще никогда не встречал. Такой светлый, почти платиновый оттенок бывает только у женских волос, да и то нечасто.

Тем временем Маронда достала из кармана своего серого рабочего платья ключ и отперла ворота. Кошка смотрела в противоположную от нас сторону и даже не обернулась, пока мы шли к ней. Когда до скамьи осталось не больше десяти шагов, Маронда позвала ее по имени — Асилия, и та наконец поглядела на нас.

У нее оказались поразительные глаза, и вовсе не потому, что они были того редкого бледно-голубого оттенка, который можно сравнить с цветком цикория, распустившимся при дороге, на самом солнцепеке. Все дело было в светившемся в них разуме — глубоком, сравнимом с человеческим, всю силу которого я почувствовал с первого же взгляда. Ошибиться я не мог. Для каждого, кто имеет отношение к работе с тенями, одним из необходимых профессиональных качеств является умение распознать и оценить связь между внешностью и внутренним содержанием, и я готов со всей ответственностью утверждать, что встречал немало людей, у которых ума — и разума — было намного меньше, чем у Асилии.