«Если», 2015 № 04

Первого июля информационная блокада была прорвана окончательно. На всех каналах вышли в эфир экстренные программы: «ВОЗ: предупреждения о пандемии», «Нейровирус — «Скрытая угроза» и прочее в том же духе. Все это сопровождалось зловещим видеорядом: возбудитель пандемии проникает в кору головного мозга, атакует оболочку нейрона, добирается до ядра… рассыпаются цепочки ДНК… спрут пандемии простирает щупальца все шире, стремясь охватить каждый мозг на планете…

Теперь на экранах вместо политиков и чиновников все чаще появлялись ученые, по меньшей мере половина которых была хорошо известна Элен. Но все они признавались в своем полнейшем бессилии. «Искусственное происхождение? Нет-нет, совершенно исключено: наука еще очень далека от таких возможностей. И, пожалуйста, не надо сверлить меня обвиняющим взглядом: нам и без того сейчас хватает проблем!».

Я вышел в супермаркет, чтобы купить тоник, апельсиновый сок и что-нибудь из еды. Полки были наполовину пусты. В очереди перед кассой покупатель, который желал приобрести три спортивные капы, вызвал приступ громогласного возмущения: «Нельзя отпускать столько в одни руки!». С газетной стойки кричали однотипно панические заголовки таблоидов: «Вирус, который пожирает ваш мозг», «Нейрошокер». Газета «Бильд»[8] мрачно предполагала: «Неужели мы все чокнемся?».

На обратном пути меня посетила мрачная мысль о том, что я, возможно, вскоре останусь единственным нормальным среди чокнувшегося человечества. На редкость воодушевляющая перспектива… Был, помнится, американский НФ-триллер с таким сюжетом, крутившимся вокруг пресловутой «ошибки-2000»: там главный герой поспешил бежать за пределы города и искал убежище где-то в отрогах Скалистых гор.

Будь я голливудским героем, мне бы сейчас первым делом следовало запастись оружием, вторым — попытаться установить связь с другими потенциальными коллегами по… счастью — теми немногими, кто получил прививку… Но я не голливудский герой. Поэтому я останусь с Элен, независимо от того, чокнется она или нет. И будь что будет.

* * *

На самом деле ничего страшного не произошло. Элен почувствовала себя полностью здоровой всего через несколько дней. Но даже ранее того, все еще продолжая температурить, позвонила своему шефу (он, тоже заболевший, уже вышел на работу) и задала ему прямой вопрос: уволена она или нет. А если нет — то ей хотелось бы приступить к работе немедленно!

Шеф посоветовал не спешить. В институте ее ждут с нетерпением, но время, когда требовалась лихорадочная работа на износ, миновало, и теперь наступил этап спокойной, вдумчивой деятельности. Да и о здоровье следует подумать. «Мы все прошли через Лихорадку, — добавил он загадочно, — и теперь нам многое следует начать с чистого листа».

Элен ушам своим не могла поверить: уж от кого-кого, а от шефа трудно было ждать столь всепрощенческой реакции. «Бедняга сильно сдал», — с грустью констатировала она.

Посреди всепланетного тайфуна пандемии мы вдруг ощутили себя на тихом островке. Навели порядок в квартире, полили цветы в балконных вазонах (давненько же мы не вспоминали о них!), разобрали накопившийся хлам в кухонном шкафу.

Элен вдруг решила подстричься, хотя фаза луны была неподходящей. Привычку согласовывать визит к парикмахеру с лунным гороскопом она унаследовала от своей матери и, конечно, не то чтобы по-настоящему верила в него, но, как и в случае с амулетом, исповедовала принцип «может быть, это и не работает, но ведь вреда от него никакого!». И вот — пожалуйста…

Удивительно, но при разборке кухни у нас даже поднялась рука выкинуть уродливую и давно треснувшую чашку, представлявшую только сентиментальную ценность: старый подарок двоюродной бабушки Элен. А еще мы посягнули на часть книг, давно уже загромождавших спальню. Что из них нам действительно нужно, мы определили согласно сформулированному Элен принципу: «Если на корешке пыль — долой». В результате те из книг, которые долго не снимали с полки, отправились вслед за старыми чашками.

Теперь мы регулярно смотрели телевизор, и я только диву давался, обнаружив, насколько изменился стиль ток-шоу. Они в основном были посвящены тому, что в первую очередь продолжало волновать всех, то есть пандемии; но куда же подевалась прежняя безапелляционность! Вместо нее теперь правили бал обороты: «Я предполагаю, что, возможно…», «Если опереться на эти данные…», «Статистика может быть истолкована по-разному», «Что касается долгосрочных эффектов, то пока нет достоверных сведений…». Судя по всему, пандемия отучила человечество от любви к категоричным суждениям.

* * *