«Если», 2015 № 04

…Когда-то во время прилива они поднимались по водяным каналам — расщелинам, заполненным морской водой, — и оставляли свою кладку в скалах. Когда-то они жили на суше, и им нужно было возвращаться сюда, раз за разом, как рыба возвращается в реку, где вывелась из икринки, как горные хищники возвращаются в родное гнездо. Их молодь — дети — должны были дышать воздухом и впитывать пение скал. Потом они изменились и больше не могли подниматься в скалы. Они росли, тянулись, их ветви — руки — мысли — покрыли все дно океана, они отрастили чудесные… сххха, сиала, шепот глубин… но дети все еще должны были выводиться на суше. У слабого потомства не хватало сил самим спуститься в море. Они сохли и умирали, пока… схха, сиала, шессс шиатта… Старшие не создали ванка. Банка — не звери, не механизмы, отдаленные потомки подводных стад сиала — поднимались на сушу, оставляли кладку в скалах и забирали приплод. Потом ванка перестали возвращаться. На суше появилась опасность. Им надо было создать более сильных ванка. Надо было преодолеть опасность. Защитить детей. Иначе они растворятся во времени и их род исчезнет, как пресные воды реки растворяются в сильной соли океана. Уничтожить, убрать опасность…

* * *

— Тьфу ты.

Андрис Данц отпихивает сапогом тело медузы и подходит к Мартину, покачивая отрубленной головой. Его тень, длинная, как медузий хвост, волочится за ним по камням.

— Я думал, ты еще одна из этих тварей. Уже собирался с тобой покончить. Как ты вообще попал сюда?

Мартин поднимает взгляд и кричит. Ему так больно, и страшно, и холодно, как будто он нырнул на глубину и теперь не может подняться наверх, не может вздохнуть. Ему срочно надо глотнуть воздуха, и он кричит, кричит, выпуская изо рта невидимые пузыри. Андрис отпускает волосы мертвой медузы и хватается за виски. Из его глаз течет кровь. Он падает на колени. Кровь льется из его разинутого рта. Он валится ничком на камни, вздрагивает несколько раз и умирает.

Мартин нагибается и подбирает голову медузы, выпавшую из руки мертвого персея. Голова продолжает кричать, но Мартин уже может вынести этот крик. «Тише, — говорит он. — Тише, а то мы испугаем ванка. А он такой большой и красивый. Он пришел за нами. Если мы будем так громко кричать, он испугается и умрет, и мы никогда не вернемся домой». Голова медузы послушно замолкает. Держа трофей Андриса под мышкой, мальчик выбирается из ущелья и начинает спускаться по горной тропе.

* * *

Доктор Ленц как раз тычет рогатиной в морду черной вертлявой твари, когда краем глаза замечает движение. Ему даже не хочется смотреть туда. Какой смысл? Вышедший из моря гигант еще три часа назад проломил Стену. Теперь бой идет на подступах к городу. Мелкие, с рыбачьи баркасы твари уже прорвались на террасы и теперь снуют между домами, сея смерть. Исполин движется неспешно, как будто ожидает, когда его авангард разберется с жалкими людишками. При каждом его шаге скалы содрогаются, по земле бегут трещины, рушатся павильоны на рынке. В красном зареве заката кажется, что на их остров выполз другой остров, поменьше, покрытый острыми пиками и шпилями рогов и шипов.

Все же доктор, отпугнув тварь, на секунду оглядывается. На крыше полуразрушенного павильона стоит Мартин. В разорванной рубашке, тонкорукий, тонконогий. Он держит что-то в руке. Что-то круглое. Он молчит, ветер треплет его нестриженые темные волосы, бросает в лицо клубы дыма.

— Парень принес-таки башку, — хрипит Бартен.

Он стоит рядом с самострелом в руках. Самострел раньше принадлежал погибшему стражнику, Оле Свенсону.

— Он не так бесполезен, как кажет…

Мартин оборачивается к ним, всего на секунду, и у Ленца перехватывает дыхание.

Свалка на площади замирает.

Мелкие кайдзю пятятся, скатываются на нижние террасы. Никто не стреляет им вслед. Слышны только шаги приближающегося гиганта.

Вот его рогатая, шипастая башка поднимается над городскими воротами.

Некоторое время они смотрят друг на друга — морской зверь и человеческий мальчик.

Потом шея чудовища вытягивается, тянется к павильону, на котором стоит Мартин.

Словно в дурном сне, доктор наблюдает, как пластины на затылке зверя сдвигаются, открывая… люк?

Мартин что-то говорит, но Ленц не слышит ни слова. Ему кажется, что шумит прибой, что штормовые волны разбиваются о скалы острова, хотя на планете Шторм не бывает штормов.

Глаза слезятся от едкой гари, и он моргает.

Когда доктор вновь открывает глаза, мальчика на крыше павильона уже не видно.

Кайдзю, зверь, выходящий из моря, разворачивается и шагает обратно к берегу. Вот он на нижней террасе. Вот протискивается в пролом в Стене. Вот ступает в воду, разрезая грудью кайму из грязной пены. Вот его уже нет.

* * *

Шесть островов разбросаны в океане далеко друг от друга, и ни человеку, ни птице не охватить их взглядом. Быть может, альбан, пролетающий сейчас над Хорео или Нью-Доминго, видит, как другие чудища разворачиваются и уходят обратно в море. А может, и нет — ведь альбану, жителю неба, безразличны дела воды и земли.

…………………..