Если б не было тебя...

Как в тумане перед глазами Дианы чередой сменялись картинки. Вот на сцену вышел президент и организатор цикла концертов — художественный руководитель и главный дирижер Академического симфонического оркестра филармонии, народный артист России, профессор Александр Сергеевич Соловьев. Он произнес приветственную речь и рассказал о цели мероприятий гостям в зале. Он что-то говорил о вкладе в обеспечение духовного развития жителей города, но Диана не запомнила, что точно. Затем он поблагодарил администрацию города за помощь в организации концерта. В завершении отметил, что у консерватории достаточно опыта и богатый репертуар, чтобы вызвать интерес к классической музыке не только у представителей интеллигенции, но и молодежи. Высказал надежду на дальнейшую информационную поддержку и любовь слушателей, чтобы подобные концерты стали визитной карточкой города. Под шквал аплодисментов покинул сцену.

К тому времени Диане стало совсем плохо. Прослушав приветственную речь, проникнувшись глобальностью мероприятия, она до такой степени испугалась собственной ничтожности, что все мысли вытеснила единственная — о срочном бегстве, пока еще не покрыла свою голову вечным позором.

Какая-то девушка со второго курса исполняла «Скифскую сюиту» Прокофьева. Исполняла виртуозно и талантливо, как зафиксировал затуманенный страхом мозг Дианы.

После девушки Федор Проскурин, хороший знакомый и однокурсник Дианы, исполнил резкое и конфликтное произведение композитора-академиста Джона Кейджа. Диана улыбнулась, вспомнив, как Федор горячо спорил, что нет ничего лучше авангардного течения, когда классическая музыка прошлого «вступает в напряженный диалог», как он выражался, с современными тенденциями.

Объявили Диану. Теперь самое главное не упасть! Нужно хоть выйти достойно. На негнущихся ногах, вцепившись в скрипку так, что того гляди лопнет корпус, Диана вышла на сцену.

Сцена в консерватории по размерам далека была от сцены в театре оперы и балета, и освещалась не так ярко. Но Диане и тех нескольких софитов, направленных, казалось, прямо на нее, было достаточно, чтобы в первый момент почувствовать себя ослепшей. Она зажмурилась под смутно улавливаемые аплодисменты, машинально приложила к плечу скрипку, взмахнула смычком и приготовилась играть. Все ушло на второй план, осталось только желание сыграть как можно лучше, как велит ей сердце, как чувствует она музыку.

Аплодисменты смолкли, и зал наполнила музыка…

Можете закрыть глаза и представить себя в Венеции? В городе, построенном на многочисленных островах, где почти совсем нет улиц, вместо них протекают каналы. Прямо в каналы отворяются двери домов, а к ступеням привязаны длинные черные гондолы. Вы в лодке, бесшумно скользящей по бесконечной водной ленте, и гондольер негромко напевает плавную, тягучую песню. Аккомпанементом служит мерное покачивание в ритме музыки — словно от набегающих одна за другой волн…

Диана играла, закрыв глаза, и музыка ее рождала ощущение покачивания на волнах. Зал замер, вслушиваясь в мягкое, колеблющееся движение мелодии, с монотонной ритмической окраской, похожее на удары весел о воду.

Девушка слегка раскачивалась в такт музыке, забыв обо всем на свете, охваченная волшебством звука.

Последний аккорд, и смычок отрывается от струн, чтобы резко опуститься вниз, почти упасть с внезапно ослабшей рукой. Скрипка, напротив, крепко и бережно удерживаемая сильной уверенной рукой, тоже опускается и занимает привычное место возле ног скрипачки. Диана открывает глаза и встречается взглядом с сине-серыми глазами, которые горят неестественно ярко, воспаленным, болезненным светом. Она не может отвести взгляда, до конца не поняв, кому же, такому знакомому и опасному, принадлежат эти глаза.

После нескольких секунд затишья, зал взорвался аплодисментами. Аплодировали стоя, долго… Женщины, что послабее, прижимали платочки к глазам, утирая сентиментальные слезы, вызванные волнующей музыкой. Те, что покрепче, кусали губы, борясь с непрошенными слезами. Море реакций в наполненном слушателями зале, где не было никого, кто остался бы равнодушным к исполненной Дианой баркароле.

Как покидала сцену, Диана не запомнила. Очнулась она уже за кулисами, когда профессор Измайлов в каком-то религиозном экстазе тряс ее руку.

— Я знал, знал, что вы можете… — вновь и вновь повторял он. — Вы видели их лица? Они же плакали! Вам удалось разбудить их дремавшие души! Я знал, что не ошибаюсь в вас, что истинный талант невозможно долго прятать…

Диана совершенно растерялась. Она не понимала, что происходит. Вроде, это она только что исполняла баркаролу. С другой стороны, ей казалось, что смычок на какое-то время зажил собственной жизнью, водя ее рукой, а не она им. Она сама так же, как слушатели в зале, отдалась во власть музыки, словно слыша ее в чужом, талантливом исполнении.