Покончив с приготовлениями, еду в Метелицу. До назначенного времени еще полтора часа, но я знаю, что скучать мне не придется. На работе у Назара мне всегда рады. Живот начинает ныть, когда я, сидя за баром, болтаю о какой-то ерунде с барменами. Назар еще на встрече. Родители должны вот-вот подъехать, а между тем к тянущей боли присоединяются спазмы. И вот тут меня накрывает паникой. Ужас стискивает в ледяной руке сердце. И жмет… Жмет. Трясущимися руками набираю мужу.
– Лялька, я не забыл. Через пару минут буду. Тут такие пробки… – не давая мне вымолвить ни слова, выпаливает тот.
– Хорошо. Я тогда тебя подожду. Кажется, мне нужно в больницу.
– Что случилось? – тон Назара мгновенно меняется.
– Мне кажется, я его теряю… Я его теряю, Назар.
– Кровь? У тебя кровь?
– Я не знаю. Не могу заставить себя посмотреть…
– Уже подъезжаю.
А дальше все как будто в полубреду. Только лица мелькают, словно в калейдоскопе. Бармены, официанты, мама, папа и Назар! Наконец-то Назар… Я лечу… Ах, это он меня на руки подхватывает. И куда-то несет, раз за разом повторяя про то, что он рядом, и что теперь все будет хорошо. Но я знаю, что как бы он этого ни хотел – не будет. Что есть вещи, которые никто не в состоянии контролировать… Я тихо плачу, а боль распускается внизу живота и вытекает из меня алым. Когда он на руках заносит меня в приемный покой, мое чудесное платье уже пропитано кровью.
ГЛАВА 34
ГЛАВА 34
– Лялька, ты дома?
– Я тут, – кричу я и сама удивляясь тому, как слабо звучит мой голос. С моего выкидыша прошло уже почти три месяца. И да, с этим мне даже Назар не смог помочь. А вот то, что я это пережила и умом не тронулась – полностью его заслуга. Не представляю, как бы справилась, если бы не мой муж. Он просто не выпускал меня из рук все это время. Не давал захлебнуться горем, каждый раз настойчиво выталкивая меня к поверхности смыкающегося надо мной отчаяния, как мама-кит – новорожденного китенка.
Дыши…
Я здесь.
Ты не утонешь…
Оказывается, я была с вами не до конца честна, когда говорила, что его простила. Нет, конечно, в моменте я действительно в это верила, но лишь сейчас осознала, что мое прощение пришло чуть позже. Когда?
Может быть, когда он, нарушая все существующие правила дорожного движения, гнал в больницу.
Или когда он меня двумя руками держал, отчаянно, с каким-то даже остервенением сопротивляясь тому, над чем никто из нас уже был не властен.
Или когда я, однажды проснувшись посреди ночи, услышала, как этот сильный, не дающий ни на миг мне усомниться в себе и своей любви мужик плачет. Потому что ему тоже больно, возможно даже, невыносимо, но он не может позволить себе эмоций. Не может, потому что кому-то из нас уж точно нужна холодная голова… Иначе мы оба сломаемся. В моей жизни не было ничего страшнее тех задушенных хриплых всхлипов.
В общем, когда-то это случилось… Пришло настоящее прощение. И мир навсегда поделился на две абсолютно неравнозначные части. На «мы» и «все остальные».
Где «все остальные», безусловно, желали мне только добра. Но они не понимали меня так, как понимал он. Откуда им всем было знать, как это – потерять ребенка. Пусть даже и нерожденного.
Я их ощущала больными, да. Не себя… И тем более не Назара.
Однажды мама, пытаясь меня утешить, сказала что-то вроде: «Не переживай, Лалочка, ты так молода, у тебя еще непременно родятся детки». И я ее возненавидела в тот же миг. Отвернулась, чтобы не сказать ничего лишнего, и только когда мы с Назаром остались одни, заорала:
– Какого черта?! О чем она? Как другие дети компенсируют мне потерю первенца? Как?! Скажи! Она что, спятила?! Я не хочу других «деток». Я эту детку хочу-у-у. Я так хочу, Назар… Ну почему так? Скажи…
– Я не знаю, лялька. Я правда не знаю.
И я рыдала, свернувшись, как беспозвоночное, у него на груди. Я захлебывалась горем, и все меня бесило. Не знаю даже, как он меня выносил.
– Заметил, в чат никто больше не кидает фото детей? – говорила зло. – Даже Брагин. А уж он-то как никто этим грешил. Сколько, кстати, уже их Маше? Они что думают, я сглажу их ненаглядных отпрысков?
– Нет, конечно. Ну что ты говоришь, а? Они хотят уберечь тебя от боли.
– Ну, тогда вышлите всех младенцев за пределы Земли! Слабо?!
Да, я была несправедлива. В своей боли все люди становятся эгоистами. Сейчас уже несколько легче.
– Не жарко тебе? – удивляется Назар, выходя на небольшую террасу. – Там плавится даже асфальт.
– Хотела подышать свежим воздухом.
– В центре мегаполиса? – усмехается, присаживаясь рядом со мной на корточки. – Может, напросимся к твоим родителям пожить?
– Лучше к себе на участок съездить.