– Там сейчас из-за стройки шумно. А вот на следующий год! – мечтательно прикрывает глаза. Я учусь не думать о том, что было бы на следующий год, если бы наш сын родился. Но пока, когда речь заходит о будущем, я все равно поневоле оглядываюсь. Подсчитываю, сколько бы мелкому было месяцев на Новый год, или к нашему переезду, на следующую годовщину свадьбы или к моему двадцать первому дню рождения. И это – отдельная мука.
От тягостных мыслей меня отвлекает странный шум.
– Что это? – привстаю, откладываю солнцезащитные очки в сторону.
– Сюрприз! – улыбаясь, Назар протягивает мне ладонь. – Пойдем, покажу.
Не раздумывая, переплетаю наши пальцы.
– Надеюсь, ты не потратил на этот сюрприз кучу денег. Строительство дома – дорогое удовольствие, Назар.
Кончики его губ подозрительно вздрагивают:
- Все время забываю, какая ты у меня скряга. – Ухмыляется. Я, подыгрывая ему, сварливо сощуриваюсь. Ну не все ж мне плакать. Надо как-то жить. Я пытаюсь.
– Это называется – хозяйственность. Признавайся, ты опять спустил кучу денег?
– А вот и нет. Она мне вообще почти даром досталась.
Звягинцев торжественно распахивает дверь и пропускает меня вперед. Я, открыв рот, смотрю на рыжего щенка акиты и медленно леденею.
– Видно, теперь предполагается, что я переключусь на пса?
– Эй… Ты чего? Я вообще об этом не думал.
– А о чем ты думал?
– О будущем. Помнишь, дом, собака…
– Дети! – рявкаю я, но моментально сдуваюсь, поймав его взгляд. – Прости.
– Все нормально, лялька. Рычи, если это как-то поможет. Кусай… Я же не справился.
А я не хочу кусать. Это все равно, что себя грызть. Больно. Поэтому я просто обхватываю мужа за пояс и, дрожа от переполняющих душу эмоций, прячу лицо у него на груди.
– Бред. Просто мне невозможно было помочь, – и, резко меняя тему, бурчу: – Ты, что ли, опять нагнал массы?
Назар хмыкает, крепче прижимая меня к себе. Правда, долго насладиться его объятьями не получается. Переключая внимание, мне в руку тычется черный кожаный нос. Бедная малышка. И так напугана, а тут еще я со своими расшатавшимися в последнее время нервами. Наклоняюсь, чтобы погладить собаку.
– Где ты ее взял?
– В питомнике. У чемпионов и призеров родился вот такой брак.
– А брак почему?
– У нее уши – видишь, какие мохнатые? И пузо.
– Вижу! Красивые уши, – улыбаюсь, глядя на это чудо. Треплю, чещу, а мелкая ставит мне передние лапы на плечи и на радостях проходится языком по лицу. Назар, глядя на это дело, смеется. Я замираю, понимая, что не слышала его смеха чертовски неправильно долго. И впитываю… С наслаждением впитываю его.
– Нравится? Ее зовут Ками.
– А это что?
– Да всякое собачье барахло на первое время. Миски, игрушки, еда.
Мы разбираем пакеты, обустраивая свой быт по-новому.
– Теперь наша кухня совсем не вписывается в твои стандарты чистоты, – не могу не поддразнить мужа, разглядывая стоящие на полу миски.
– Переживу, – отмахивается. – Теперь бы нам не мешало ее выгулять.
Хоть пес подарен мне, возится с ним Назар. Даже отдает какие-то команды, которые Ками, к моему удивлению, довольно послушно исполняет. И тогда Назар снова смеется, сыто жмурится и, опустившись на корточки, поглаживает за пушистыми ушками. Сижу на скамейке и не могу отделаться от мысли, что он безумно соскучился. По обычным каким-то радостям. И что ему даже внимание собаки, ее отзывчивость в кайф. Потому что я ему этого очень давно не давала, а только брала, брала, брала…
– Назар! – окликаю мужа, и голос звенит от охватившего меня ужаса. Он оглядывается. Бросает Ками палку, и пока та за ней бежит, возвращается ко мне.
– М-м-м?
– Присядь, пожалуйста.
Настороженно на меня глядя, Звягинцев опускается на скамью. Я нашариваю его руку и переплетаю наши пальцы.
– Врач сказал, что я в норме. Даже гемоглобин на уровне, представляешь?
– Ты была у врача? А мне почему не сказала?
Пожимаю плечами:
– Не хотела лишний раз тебя волновать. Думаешь, я не понимаю, что тебе тоже нелегко это все дается?
– Лала…
– Помолчи. Дай я скажу. Пожалуйста…
– Говори, – голос мужа звучит несколько настороженно. Совсем я его замордовала. Совсем… Дура. Ну, какая же дура! Ками приносит палку. Назар забирает ее и снова бросает.
– Во-первых, ты должен знать, что я тебя люблю, как никого и никогда не любила, – дотрагиваюсь до его колючей щеки пальцами и даже вот так на расстоянии чувствую, как разгоняет ритм его сердце. Он хочет ответить. Наверняка что-то вроде «я тебя тоже». Но я касаюсь его твердых губ пальцами и качаю головой: – Дай сказать. Я потом, может, никогда не решусь. Так вот… Я много думала о нас. О том, что случилось. Обо всех этих испытаниях. И потерях, – об этом мне говорить сложнее всего, поэтому я на несколько секунд замолкаю, чтобы как следует проморгаться. – У нас изначально все было не как у людей. И то, что мы потеряли ребенка, лишнее тому доказательство. Залетела, потеряла… Подумаешь... Может, кто-то там, на небе – твой бог, или мой, так думает, а?
– Я не знаю.
Глаза мужа начинают подозрительно блестеть. Он переводит взгляд на собаку, не позволяя мне увидеть свою ранимость.