Видя за завтраком и обедом идеальный профиль, она едва сдерживала досаду. Сосредоточив силы на роли хозяйки, следила пристальней дополнительно нанятых официантов за тарелками и бокалами гостей, переживая длинные часы. Сидя между Лео и Марией, она избегала смотреть на другой край стола, гадая: доставляет Яну удовольствие мучать ее женщинами, стоявшего между ними мужчины? Способен он на жестокость? Она не понимала мужа и природу его поступков. И не могла поговорить с ним. Одна мысль, произнести все это вслух, вызывала тошноту.
В выходные приехал Андрей, и всё встало по местам. Подведя его к Стивенсону, Лина открыла рот представить мужчин, но не успела. Старков улыбнулся и пожал крупную ладонь, не вяжущуюся с узкими плечами.
– Привет, Дик. Слышал, ты купил призового жеребца. Планируешь участвовать в Дерби в Эпсоне?
– Посмотрим, – отозвался Ричард, и вяло сунул руку в карман, останавливая взгляд бледно-голубых глаз между ними.
– Если результат окажется, хоть вполовину так хорош, как прогнозирует "Рейсинг Пост", ты сорвешь куш, – присвистнул Старков.
– Поглядим, Эндрю, поглядим, – отозвался Дик и, кивнув, направился к жене, которая громко звала его из сада.
– Эндрю! – прыснула Лина, передразнив интонацию Стивенсона. – Значит вы, знакомы?
– Естественно, – поднял брови Старков, искоса взглянув. – Ричарду Стивенсону принадлежат одиннадцать процентов "OSGC". Он один из крупных держателей акций и член правления директоров. В прошлом месяце, он возглавил филиал в Нью-Йорке.
– А...
Лина спрятала лицо в бокале: делая глоток вина, она больше не смеялась. За окном, ветер прижимал к земле отяжелевшие ветки вереска, среди которых застряли клочки тумана. Она пыталась в белесой размытости отыскать неясные рамки деловой дружбы: как далеко они простираются? Улыбнувшись Старкову как безликому знакомому, Лина отошла к полной брюнетке, учительнице средней школы Дорчестера и дочери члена местного муниципального совета от Лейбористкой партии, привыкая к мысли, что мистер Стивенсон и его женщины войдут в ее круг общения. Слушая рыжего курносого юношу, племянника министра образования, она почти смирилась с неприятным открытием, давно подметив: любые связи мужа исключительно деловые, как и сама она – вложение Яна в живопись.
Разговаривая с миссис Берри, Лина пыталась абстрагироваться. И ежесекундно коробилась от ее сходства с сыном. Но, тревожная двойственность выразительного лица Криса в Марии сводилось к холодным канонам красоты. За правильными чертами не угадывалась личность. В техническом рисунке не чувствовалась жизнь – картина была мертвой.
Сжимая ледяными пальцами ледяную окружность бокала, Лина молча слушала бесконечные разговоры о рок-звезде, которые гости навязывали Марии. Миссис Берри держалась корректно и дружелюбно. Ничем не выдавала недовольство или раздражение, могла показать на телефоне фотографии со съемок нового клипа, упомянуть забавные случаи с концертов, посетовать на напряженный график группы и вспомнить сколько раз выпущенные диски становились платиновыми, но никогда она не рассказывала домашние истории, не говорила о Ките, как о сыне или брате. Мария ни на дюйм не приближала образ Берри обывателям, будто для нее не существовало времени без интервью и камер. Она не подбирала слов, речь лилась плавно и легко, но отдавала заученностью. И Лина не выносила Марию за общественные, отрепетированные разговоры. И себя, за то, что участвует в них, и чего-то ждет, словно законченный наркоман вдыхает с зеркала крупицы кокаина и видит свое отвратительное лицо.
Новый день давался сложнее. Ближе к вечеру, Лина держала сцепленные кулаки под столом, чтобы не заткнуть прилюдно уши и не завизжать. Она искала взгляд Яна, но натыкалась на спину под невзрачным пиджаком, на громкую Лео и молчаливого Дика, на прозрачные глаза миссис Берри, и мысленно соглашалась с Эшли Снайпс: Мария отвратительная актриса – как и все в этой комнате.
Натали подоспела с визитом вовремя. Лина на день вырвалась из тисков "хозяйка дома" и поехала встречать ее в Лондон, наслаждаясь дорогой, скоростью и тишиной. Подруга привезла кусочек критского солнца, наполнила огромную, с трудом протапливаемую, гостиную запахом Средиземноморья, подействовав лучше витамин и энергетиков. В разгар несмолкающих бесед и бесконечных партий в бридж, она спасала Лину маленьким Лукасом. Беря на руки шустрого карапуза, Лина забывала обо всем. Беспомощно улыбалась, вытягивая из цепких кулачков сережки, ожерелья и волосы всех ближайших дам, а иногда и содержимое их тарелок. Она занимала бойкие кулачки и больше ничем не интересовалась. В груди теснилось столько нерастраченной нежности, что веки щипало: она ничего не слышала и не видела – ею занимался Лукас. И разговоры разваливались. Разбивались о Лину с разных сторон, а она смеялась, вторя заливистым нотам детской радости.