Читаем Если бы я была королевой… Дневник полностью

Если бы я была королевой… Дневник

Эта страна не знает себе равных в смысле галантных похождений и удовольствий – но что кроме этого? Ну, в конце концов, так оно всегда, а другие страны, при всех их более основательных и похвальных добродетелях, бывают подчас скучны. Короче говоря, я не замужем, потому и жалуюсь на Францию… Гнусная это страна для молодых девушек, правда гнусная. Невозможно вложить больше холодного цинизма в соединение двух людей, чем это делают здесь, сочетая браком мужчину и женщину. Сделка, выгода, спекуляция – вполне достойные слова, когда они употребляются к месту, но применительно к браку они звучат гнусно, тем не менее слова эти чрезвычайно точно передают сущность французского брака. <…>

Пятница, 14 ноября 1879 года

<…> До сих пор я была милосердна к себе подобным, никогда не говорила и не повторяла то дурное, что о них рассказывали; на кого бы при мне ни нападали, всегда становилась на его защиту, с небескорыстной мыслью, что, быть может, кто-нибудь заступится при случае и за меня.

<…>

Конечно, хорошо бы оставаться доброй и впредь, при всем ожесточении, при всех несчастьях. Но раз уж Богу все безразлично и Он не придает этому никакого значения, забавно было бы стать злюкой, негодяйкой, клеветницей, врединой… Впрочем, Бог, надо полагать, это совсем не то, что мы думаем. Может быть, Бог – это сама природа, и всеми происшествиями в жизни распоряжается случай, приводящий порой к удивительным совпадениям и к таким событиям, которые наводят на мысль о Божьем промысле. А что касается наших молитв, религий, бесед с Богом… я на собственном опыте убедилась, что все это бесполезно. <…>

Воскресенье, 14 декабря 1879 года

За мной заехала Берта, и мы в сопровождении Божидара пустились пешком гулять по Латинскому кварталу, по площади Сен-Сюльпис, по улице Муфтар, Невер, Морг, Англе и т. д.; сели в трамвай, прокатились четверть часа, а потом опять пошли пешком. Так мы провели время с трех и до семи. Ничего нет прелестнее старого Парижа, он напоминает мне Рим, и романы Дюма, и «Собор Парижской Богоматери» с Квазимодо, и еще множество всяких древних и восхитительных вещей. Мы купили на углу каштаны, а потом битых двадцать минут торчали возле торговки слойками, истратили девять франков, а после подошли к другой торговке, и я принялась торговаться, а она стала говорить всякие глупости: «Что же вы, мадам, ради семи франков торгуетесь, а сами в шубе за двести франков», а шуба на мне была за две тысячи. Когда заворачивали за угол, мы пропустили Божидара вперед, благо туфли наши ступали совершенно бесшумно, а сами спрятались в подворотне; но он живо нас отыскал, и мы отправились в одну, а потом в другую контору по перевозке мебели и в обеих заказали по повозке, причем давали адрес г-на Ж[озефа] Арно де л'Арьежа[144]

, от Пале-Бурбон на улицу Пантьевр (квартира г-жи Арно). Берта преспокойно диктовала список вещей: два рояля, ванна, двойные зеркальные шкафы, посуда, бильярд и т. д.

Затем нас обуяло желание всюду заходить и всем подряд говорить глупости; но было уже семь часов; пришлось нанять фиакр, однако через десять шагов лошадь упала, мы вышли; возница помог лошади стать на ноги, и мы пустились дальше. <…>

Среда, 31 декабря 1879 года

Во мне, наверно, сидит болезнь. Я такая нервная, что готова плакать без причины. После мастерской мы ездили в магазин «Лувр». Одному Золя было бы под силу описать эту надоедливую, суетливую, отвратительную толпу людей, которые все куда-то бегут, толкаются, нос по ветру, глаза стреляют по сторонам; я изнемогала от жары и раздражения. Мама написала прекрасной Александре Пащенко безыскусное и достойное письмо, а я взяла лист белой гладкой бумаги с маленьким «м», увенчанным золотой короной, и написала так:

«Дорогая мадемуазель!

Брат мой передаст Вам согласие матушки; желаю вам счастья, надеюсь, что Вы сделаете счастливым и нашего дорогого Поля, – он этого заслуживает. В надежде увидеть Вас сердечно целую.

Мария Башкирцева».

Что я еще могу сказать? Поль красавчик, сложен как бог, он мог бы сделать лучший выбор, но он выбрал эту девушку, и я смиряюсь из сочувствия к ней.

Какой грустный конец года! Лягу-ка я в одиннадцать и в полночь буду спать, вместо того чтобы со скуки заниматься гаданием.