Если бы не друзья мои...

— Он немец, — перевел Ренцель, — но не фашист. Его имя Август, до войны был крестьянином. Во время последней стычки он спрятался в яме возле дороги, после боя вылез и пошел не в Городец, а в лес, к партизанам. Он просит, — продолжал переводчик, — поверить ему, что он готов вместе с нами бороться против фашистов.

Боровский на минуту задумался.

— Хорошо, — сказал он наконец, — мы берем тебя с собой, и никто тебя не тронет. Дам тебе возможность доказать на деле, что ты фашистам враг… Тогда мы тебя зачислим в красные партизаны. Понял? Но предупреждаю: в деревне выясню, как ты относился к нашим крестьянам, и если ты был таким же бандитом, как все фашисты, не жди милости. Понял?

Август был очень рад и назвал несколько фамилий жен красноармейцев, которым он помог продуктами, крестьянина, которого освободил из тюрьмы. Кроме того, он сообщил много интересных данных о готовившейся блокаде.

Через несколько дней все рассказанное им подтвердилось. Август остался в отряде.

ПРЕДАТЕЛИ

На этот раз мы заночевали в кустах близ Старого Спора. Мучили комары, тучи маленьких кровопийц ни на миг не оставляли в покое. Над долиной еще стлались белесоватые полотна ночного тумана, когда меня разбудил часовой:

— Командир, вставайте, кто-то идет…

— Пароль?

По голосу узнал я нашего партизана Николая Корбуша. С ним было еще двое партизан и кто-то чужой, одетый в черное пальто. Нетрудно было догадаться, что это городской житель.

Я отозвал Корбуша в сторону и тихо спросил:

— Что это за человек?

— Мы его застали в Сергеевичах у кузнеца, он просил хозяина никому о нем не рассказывать. Мне он сказал, что бежал из эшелона молодежи, отправляемой в Германию. Мы решили прихватить его с собой.

У меня мелькнула мысль: не из той ли он группы предателей, о которой я был предупрежден?

Корбуш отправился дальше, а гостя я задержал у себя.

— Садитесь, — пригласил я его, — сейчас разведем костер побольше, теплее станет. Откуда вы родом?

— Из Днепропетровска.

В юности я жил в Днепропетровской области и неплохо знаю город.

— Ваша фамилия, имя?

— Харкевич, Володя Харкевич. Почему это вас так интересует?

— Я тоже днепропетровский.

— Ну? — Он даже привскочил с места. — Вот здорово! Значит, мы с вами земляки. Где вы там жили?

— Нет уж, о себе потом расскажу, сначала вас выслушаю — ведь вы гость у меня.

Он назвал мне улицу, номер дома, я ему тоже. Потом он рассказал, что в Днепропетровске остались его родители. До войны он учился в десятом классе, на работу к немцам не хотел идти и долго скрывался. Но с месяц назад его поймали и вместе с другими стали перебрасывать из лагеря в лагерь, потом усадили в товарные вагоны, чтобы отправить в Германию. В Бобруйске на станции ему удалось бежать, несколько дней прожил он у незнакомой женщины, которая ему и посоветовала направиться в эти места, к партизанам.

— Странно получается — из Днепропетровска в Германию через Бобруйск… Очень странно…

Он не задумываясь стал пространно рассказывать о положении в немецких лагерях, в особенности в вагонах, в которых они увозят нашу молодежь, он рассказывал такое, что было нам известно из десятков других источников. И все же я слушал его внимательно, но еще внимательней приглядывался. Лицо у него было малоприметное, такого если увидишь, то через час и не вспомнишь. Он был худощав, но крепок, на его щеках играл здоровый румянец.

— Однако вы-то неплохо выглядите…

Он стал снова рассказывать длинную историю о том, как ему повезло с питанием в дороге.

— Интересно, как вы попали в Сергеевичи, какими дорогами вы шли?

Он назвал боковые дорожки, деревни, лежавшие правее, левее, несколько мостков…

— Вы заметили возле одного мостка большое старое дерево? Это мы его толом взорвали, всего триста граммов тола, а какая сила! — сказал я.

— Да, я заметил. — Он на секунду задумался и потом продолжал: — Правда, я очень спешил, но все-таки заметил.

Этим своим ответом он усилил мои подозрения — никакого дерева в том месте не было.

Больше я его на этот раз не расспрашивал. Он сам много рассказывал о положении на Украине, назвал знакомые районы, деревни.

Завтракали мы все вместе. Потом я попросил моих разведчиков удалиться, чтобы остаться с ним с глазу на глаз.

— Что же, Володя, будем молчать?

— Скажите, что вас интересует, я с удовольствием расскажу.

— Так?

— Так.

— Рассказывайте, только правду…

— Я вам и до сих пор не лгал…

— А если я вам докажу, что лгали?

— Это невозможно! Почему такое недоверие?

— Не прикидывайтесь простачком. Слушайте. Сегодня среда, неделю назад вы уже были в Бобруйске, как вы сами сказали, не так ли? Так вот, вы помните, что вы ели на завтрак в прошлую среду?

— Нет.

— А я вам напомню.

— Вы смеетесь надо мной.

— Нисколько. Вам должны были дать тридцать граммов масла, а дали маргарин, вы собирались пить кофе с конфетами, а получили черный цикорий с сахарином. Хозяину вы ничего не сказали, но с официанткой, кажется ее звать Марусей, вы обошлись грубо. Видите, даже это мне известно, что же вы дурака валяете?

— Не знаю, чего вы от меня хотите…

Я успел заметить, что при упоминании имени официантки в его лице что-то дрогнуло.