Если бы ты был здесь

Мне слабо верится в этот прогноз. Я перевожу взгляд на свои колени и стискиваю зубы. Затем хватаюсь за подлокотники кресла, сжимаю их со всей силы и начинаю подтягиваться.

– Молодчина! – хвалит меня Мэгги.

После одного из сеансов эрготерапии, во время которого я училась заново снимать с себя и надевать на себя одежду – носки точно придумал сам черт! – я смотрю новости по телевизору. В одном из сюжетов директор похоронного бюро в Квинсе рассказывает о том, как им пришлось усовершенствовать процесс кремации. Теперь вы можете получить прах вашего близкого, выбрав способ бесконтактной доставки.

Это снова заставляет меня задуматься: вся та боль, которую я испытываю во время терапии, – не самое худшее, что может случиться с больным ковидом. Большинство зараженных, попадающих в отделение реанимации и интенсивной терапии, покидают его в мешке для трупов.

В этот раз я хочу обойтись без посторонней помощи, а потому самостоятельно сажусь, чтобы дотянуться до телефона, который лежит на столике, нависающем над моей кроватью. Поскольку я потихоньку учусь выдерживать вес собственного тела, телефон кажется легким как перышко – прогресс по сравнению со вчерашним днем.

Я не хочу набирать нужный номер, но знаю, что должна это сделать.

Я звоню на ресепшен «Гринс».

– Здравствуйте, – говорю я после того, как меня соединяют с головным офисом. – Меня зовут Диана О’Тул. Моя мать, Ханна, была одной из ваших постоянных клиенток. Я болела и лежала в больнице, но хочу, чтобы вы знали: как только меня выпишут, я подъеду за ее вещами. Если же вы хотели бы отдать ее палату другому пациенту, то можете сложить…

– Мисс О’Тул, – прерывает меня директор учреждения. – Вы хотите увезти вашу мать из нашего учреждения?

– Я… что?

– Могу заверить вас, что о ней хорошо заботятся. Я знаю, что в последнее время в связи с ковидом в новостях все чаще упоминаются различные медицинские учреждения, но у нас не зафиксировано ни одного случая заболевания, и мы очень бдительно…

Мое сердце начинает бешено колотиться в груди.

– Ни одного случая, – повторяю я.

– Да.

– Моя мать жива.

Директор «Гринс» отвечает не сразу.

– Мисс О’Тул, – мягко говорит она, – почему вы считаете иначе?

Телефон выпадает у меня из рук, я закрываю лицо руками и плачу навзрыд.

Какие события из тех, что мне известны, на самом деле не случились?

Если моя мать жива, если я никогда не была на Галапагосах, есть ли еще что-то, во что я верю как в свершившийся факт, но что не является правдой?

Скажем… есть ли у меня работа?

Я захожу в свою электронную почту, чего прежде всячески избегала, поскольку моим глазам по-прежнему трудно сфокусироваться на крошечных буквах на экране телефона, и обнаруживаю такое огромное количество непрочитанных сообщений, что мне становится дурно.

Но прежде чем я успеваю приступить к поиску непрочитанных писем со своей работы, приходит сообщение от Финна со ссылкой на Zoom и смайликом в виде сердечка. Прошло уже целых два дня – два бесконечно долгих дня – с тех пор, как мы виделись и разговаривали с ним в последний раз, так как все это время он работал. Я тут же нажимаю на ссылку. Впервые я вижу лицо Финна без маски и замечаю синяки у него на переносице. По мокрым волосам я определяю, что он, вероятно, совсем недавно принимал душ. При виде меня лицо Финна озаряется радостью.

– Почему ты не сказал, что моя мать жива? – выпаливаю я.

– А почему бы ей не быть живой? – недоуменно спрашивает Финн.

– Потому что, когда я была… под действием успокоительного, то думала, что она умерла!

– Боже мой, Диана! – выдыхает он.

– Я звонила ей по FaceTime, она тогда едва дышала! – поясняю я. – А потом она… – Я не в силах закончить фразу, боясь сглазить это неожиданное воскрешение. – Я спрашивала тебя о ней, когда впервые пришла в себя. Ты сказал, что обо всем позаботишься. Поэтому я и решила, что ты в курсе произошедшего. Что ты разговаривал с Центром по уходу за больными деменцией, похоронным бюро и прочими службами.

– Ну… – неуверенно начинает Финн, – нет худа без добра, так?

– Когда я думала, что она умерла, то не чувствовала ровным счетом ничего. Я считала себя монстром.

– Может быть, ты ничего не почувствовала, потому что на каком-то подсознательном уровне знала, что это неправда…

– Мне происходящее казалось правдой, – огрызаюсь я, делая ударение на первом слове, после чего вытираю заплаканные глаза. – Я хочу навестить ее.

– Хорошо. Мы непременно это сделаем.

– Я бы хотела поехать к ней одна.

– В таком случае у тебя появилась еще одна причина поскорее прийти в норму. – Тон Финна становится более мягким. – Как продвигается твоя реабилитация?

– Это настоящая пытка, – отвечаю я, все еще шмыгая носом. – Каждый дюйм моего тела болит. Мне положили под простыни специальный пластик, поэтому я вся издергалась.

– Уверен, ты там долго не задержишься, – подбадривает меня Финн. – Обычно требуется в три раза больше времени, чтобы вернуться в исходное состояние до интубации. В твоем случае это всего пятнадцать дней.

– Физиотерапевт заверила меня, что я справлюсь за две недели.

– Ты всегда была девочкой-отличницей.