Вскоре Мэгги подводит меня к параллельным брусьям, и я с благодарностью сосредоточиваюсь на них, а не на допросе, который она только что устроила мне. Туман в моей голове до сих пор не рассеялся. Я начинаю предложение только для того, чтобы забыть, что хотела сказать.
Мэгги стоит вплотную передо мной, а позади меня находится инвалидное кресло.
– Поднимите левую ногу, – велит она.
Я чувствую, как пот струится у меня по лбу.
– Если я упаду, – мрачно замечаю я, – вы упадете вместе со мной.
– Это мы еще посмотрим.
У меня кружится голова, и я ужасно боюсь потерять равновесие, но все же поднимаю ногу на дюйм от пола.
– Теперь правую, – не отстает от меня Мэгги.
Я стискиваю зубы и пытаюсь согнуть колено, но вместо этого падаю в инвалидное кресло, которое откатывается назад на несколько дюймов.
– Ничего страшного, – утешает Мэгги. – Рим построили не за один день.
Я поднимаю на нее глаза и требую:
– Еще раз.
Мэгги щурится, но кивает:
– Хорошо. – С этими словами она поднимает меня на ноги. – Начнем со сгибания коленей.
Я делаю самое неуклюжее в мире плие.
– Теперь перенесите вес на левую ногу, – продолжает Мэгги, и я повинуюсь. – А теперь… поднимите правую ногу.
Колено предательски дрожит, я вынуждена вцепиться в брусья мертвой хваткой, но тем не менее у меня получается.
– Хорошо, – подбадривает Мэгги. – А теперь… марш.
Левой. Правой. Левой. Правой.
Я заставляю себя двигаться. Я вся вспотела, наморщилась и полностью завишу от поддержки брусьев, словно они являются продолжением моего скелета. Я так сильно концентрируюсь, что не замечаю, как успеваю продвинуться на целый фут вперед.
Мэгги присвистывает:
– Смотрите-ка, кто пошел!
Ви заявляет, что, если я смогу сама вымыть себе голову, она сделает мне подарок. Однако лучшего подарка, чем сам душ, я не могу себе представить. Я сижу на маленьком пластиковом стуле, вода струится по моей коже, и я вновь начинаю чувствовать себя человеком.
Успешно выполнив все манипуляции: наклониться, чтобы взять бутылочку шампуня, выдавить немного на ладонь, потереть кожу головы, – я чувствую себя победителем Олимпийских игр, поскольку не упала со стула. Я подставляю лицо слабой струе воды в полной уверенности, что ни один спа-салон в четырехзвездочном отеле не подарил бы мне более радостных ощущений.
Глядя на пену, стекающую в канализацию, я понимаю, что вместе с ней смываю эту чертову слабость, этот гребаный вирус, а также десять дней, память о которых вряд ли когда-нибудь ко мне вернется.
В реанимации я чувствовала себя неудачницей, зависящей от трубок, лекарств, капельниц и медсестер, которые делали за меня все то, что я привыкла делать сама с раннего детства. Но здесь я становлюсь сильнее. Здесь я выжившая. А они, как правило, адаптируются.
Внезапно в моей голове вспыхивает образ Габриэля, указывающего на гигантскую игуану. Я вновь подаюсь вперед, подставляя лицо под воду, и закрываю глаза.
Я стучу костяшками пальцев по стенке душевой кабинки.
– Я закончила, – хрипло объявляю я, не переставая гадать о том, как скоро меня перестанут преследовать эти воспоминания.
Я слышу щелчок замка, и в ванную входит Ви с полотенцем в руках. Она раздвигает пластиковые шторы и выключает кран. Даже тот факт, что я стою перед ней совершенно голая, не омрачает моей радости. Наконец-то я стала чистой!
Ви следит за тем, как я натягиваю на себя спортивные штаны и толстовку, а затем протягивает мне щетку для волос. Как бы я ни старалась, распутать свои волосы самостоятельно у меня не выходит. Тогда Ви садится позади меня на кровать и начинает меня расчесывать, убирая волосы с моего лица.
– Кажется, я в раю, – признаюсь я Ви.
– Мы рады, что вы все-таки не там, – смеется она; ее пальцы делают над моей головой какие-то замысловатые пасы. – Я постоянно заплетаю французские косички своим девочкам.
– А я так и не научилась их плести.
– Правда? – удивляется она. – Мама никогда тебе их не заплетала?
Я чувствую, как Ви разделяет мои волосы на пряди и методично укладывает их в прическу.
– Она редко бывала дома. Мы не так много времени проводили вместе, – наконец отвечаю я.
И теперь, когда она давно уже не разъезжает по всему миру, я по-прежнему провожу с ней мало времени.
Я всегда считала, что мы являемся хозяевами своих судеб. Вот почему я так тщательно планировала свою карьеру, вот почему вместе с Финном мы так часто мечтали о нашем будущем. Вот почему все эти годы я винила мать в том, что она предпочла свою карьеру мне. Это было сознательно принятым ею решением. Я никогда по-настоящему не верила в утверждение о том, что у всего на свете есть причина. Но похоже, теперь я в это верю.
Если именно мне выпало заболеть ковидом и чуть не умереть… Если именно мне, одной из очень немногих, выпало выжить после ИВЛ… Если мне выпало вернуться именно в этот мир, а не в тот, о котором грезил мой разум… Возможно, всему этому есть какое-то объяснение. Возможно, все это неслучайно. Возможно, это какой-то урок, сигнал к пробуждению.
Быть может, все дело в моей матери.
Ви завязывает косу резинкой.