Если бы ты был здесь

Супруги, прожившие в браке более 75 лет, умерли с разницей в несколько часов. Эрнест и Мойра Голдблатт поженились летом 1942 года и провели вместе всю оставшуюся жизнь, вплоть до самой смерти. 10 апреля пара скончалась в доме престарелых в Уолтеме с разницей менее чем в два часа. Тест на ковид 96-летней Мойры дал положительный результат. Результат теста 100-летнего Эрнеста все еще не известен. Чтобы уменьшить распространение вируса, всех заболевших обитателей дома престарелых перевели в отдельные палаты. Однако Голдблатты не пожелали жить отдельно друг от друга.

Я кликаю на следующий некролог. А затем еще на один.

И еще.

И еще.

В сегодняшней «Бостон глоб» двадцать шесть страниц некрологов.

Трясущимися руками я захлопываю крышку ноутбука.

Многие уже потеряли тех, чью очередную кривую ухмылку больше никогда не увидят, чью торчащую челку больше никогда не пригладят, на чьем плече больше никогда не поплачут. На любом торжестве, будь то свадьба, день рождения или иной прием, они будут видеть рядом с собой пустое место.

Почему я выжила, а те, кого они любили, – нет?

Не то чтобы я все сделала правильно. Я даже не помню, как попала в больницу.

Но это также не значит, что они сделали что-то не так.

Я очень хочу верить, что моему выздоровлению есть какое-то объяснение. Поскольку в противном случае придется принять тот факт, что вирус поражает людей случайным образом, что любой и каждый может заразиться им и умереть. Эта мысль подавляет меня так, что я начинаю задыхаться.

Опять.

Я не настолько тщеславна, чтобы считать себя особенной. Я не настолько религиозна, чтобы считать свое выздоровление проявлением высшей силы. Возможно, я никогда не узнаю, почему я все еще здесь, а люди в соседних палатах в отделении реанимации и интенсивной терапии – нет. Однако я могу опереться на эту ось и постараться сделать так, чтобы все происходящее со мной в дальнейшем было достойно этого данного мне второго шанса.

Я просто не знаю, что именно следует счесть достойным.

Я снова открываю ноутбук, набираю в поисковике:

Вакансии в арт-индустрии – и вижу вереницу результатов на экране:

Старший менеджер по развитию бизнеса, фирма «Артси».

Помощник профессора, Институт искусств.

Креативный директор, корпорация «Омни хелс».

Арт-директор финотдела, банк «Дж. П. Морган Чейз».

Все они выглядят одинаково скучно.

Мне очень нравилась работа в «Сотбисе». Мне нравились люди, с которыми приходилось работать, нравилось продавать искусство.

По крайней мере, я была в этом убеждена.

Мысленно я возвращаюсь в тот момент времени, когда в последний раз видела Китоми и ее картину.

Если я заболела в ту же ночь и если болезнь может протекать бессимптомно, могла ли я заразить Китоми?

В панике я гуглю ее имя. Судя по результатам поиска, она все еще жива-здорова и остается в Нью-Йорке вместе со своей картиной.

Я помню, каково это – находиться в присутствии столь великого произведения искусства. Когда я смотрела на картину Китоми, у меня самой чесались руки взять кисть и начать рисовать, хотя я не была ни Тулуз-Лотреком, ни Ван Гогом. Я была вполне компетентным художником, но не великим, и знала об этом. Как и мой отец, я могла бы выполнить приличную копию, но это совсем не то же самое, что создать оригинальный шедевр.

Я выросла в тени маминого таланта к фотографии, получившего множество наград. Поэтому, вместо того чтобы пытаться создать что-то свое и потерпеть неудачу, я перешла в область, смежную с искусством.

Я меняю свой поисковый запрос:

Вакансии в сфере искусства.

Модельер. Аниматор. Учитель рисования. Иллюстратор. Татуировщик. Дизайнер интерьеров. Моушн-дизайнер. Арт-терапевт.

Я гуглю, что такое арт-терапия.

Арт-терапия – направление в психотерапии и психологической коррекции, основанное на применении для терапии искусства и творчества. В узком смысле слова под арт-терапией обычно подразумевается терапия изобразительным творчеством, имеющая целью воздействие на психоэмоциональное состояние пациента.