– Разумеется. Это направление в литературе и искусстве, сложившееся в двадцатых годах прошлого века и отличающееся использованием аллюзий и парадоксальных сочетаний форм. «Постоянство памяти» Дали и «Фальшивое зеркало» Магритта. Суть сюрреализма в том, чтобы вы испытывали дискомфорт, пока не поймете, что мир – всего лишь конструкт. Картина, которая кажется вам бессмысленной, заставляет ваш ум фонтанировать свободными ассоциациями. Эти ассоциации и являются ключом к анализу реальности на более глубоком уровне.
– Причина, по которой все это кажется сюрреалистичным, заключается в том, что мы находимся на неизведанной территории, – говорит психолог. – Мы никогда прежде не испытывали ничего подобного, по крайней мере, большинство из нас. Сегодня почти не осталось на свете тех, кто бы пережил испанский грипп тысяча девятьсот восемнадцатого года. Люди любят искать во всем закономерности и придавать смысл увиденному. Когда что бы то ни было не поддается логическому объяснению, это выбивает из колеи. Центр по контролю и профилактике заболеваний США велит нам соблюдать социальную дистанцию, но почти тут же мы видим, как президент появляется на очередной встрече без маски и пожимает людям руки. Врачи советуют сдать тест на ковид, если вы почувствуете себя плохо, но тестов нигде нет. Дети не могут ходить в школу, хотя учебный год в самом разгаре. В продуктовых закончилась мука. Мы не знаем, что произойдет завтра или через шесть месяцев. Мы не знаем, сколько людей умрет, прежде чем пандемия закончится. Будущее крайне зыбко.
Я распахиваю глаза. Да, именно так я себя и чувствую. Словно нахожусь в маленькой лодке, качающейся на волнах посреди огромного, бескрайнего океана.
Без мотора и весел.
– Я выразилась не совсем верно, – поправляет себя доктор ДеСантос. – Будущее все равно наступит, хотим мы этого или нет. Я имела в виду, что мы не можем его планировать, как прежде. А когда мы не можем планировать, когда мы не можем найти какие-то важные для нас закономерности, то теряем смысл жизни. А без опоры трудно оставаться в вертикальном положении.
– Но если все сейчас переживают примерно одно и то же, – спрашиваю я, – тогда почему в альтернативную реальность угодила я одна?
– Ваша руминация, – мягко поправляет меня психолог, – была вызвана попытками мозга разобраться в очень стрессовой ситуации, к которой вы не имели никакого отношения. К тому же вы принимали лекарства, не способствовавшие трезвому мышлению. Вы создали мир, понятный вам одной, из строительных блоков, которыми располагал ваш разум.
Я вспоминаю о подчеркнутых словах в путеводителях. Места, виденные мной на Исабеле. «G2 Tours».
– То, что вы называете другой жизнью, – продолжает доктор ДеСантос, – было просто защитным механизмом. – Она замолкает. – Вам все еще снятся Галапагосские острова?
– Нет, – отвечаю я. – Но я плохо сплю.
– Подобное поведение очень характерно для людей, побывавших в отделении реанимации и интенсивной терапии. Но возможно, вам больше не снятся Галапагосы, потому что вам это больше не нужно. Потому что вы выжили. Потому что будущее уже не столь туманно.
У меня внезапно пересыхает во рту.
– Тогда почему я все еще чувствую себя потерянной? – глухо спрашиваю я.
– Вновь возведите свои замки, но на этот раз находясь в сознании. Из тех же строительных блоков, что у вас были и до пандемии. Готовьте кофе по утрам. Медитируйте. Смотрите «Шиттс-Крик»[67]. Пейте по бокалу вина за обедом. Звоните по FaceTime друзьям, с которыми не можете встретиться лично. Вспомните все свои привычки, сложите их в стопку и возведите на этом основании структуру. Обещаю, вы не будете чувствовать себя так неуверенно.
Я вновь вспоминаю сюрреалистические полотна и думаю о том, как может поразить ваше собственное представление об устройстве мира. На глаза наворачиваются слезы.
– А что, если проблема не в этом? – удивленная собственной реакцией, спрашиваю я.
– Что вы имеете в виду?
– Я хотела бы вновь увидеть Галапагосские острова во сне, – шепчу я. – Мне там нравилось больше.
Психолог слегка наклоняет голову и с жалостью смотрит на меня:
– А кто бы не хотел?..
В прошлой жизни я стонала от звонка будильника, запивала тост кофе и присоединялась к миллионам ньюйоркцев, добирающихся из пункта А в пункт Б. Я проводила свои дни в работе, пытаясь покорить гору, которая по мере подъема, казалось, становилась только выше. Я возвращалась домой слишком уставшая, чтобы идти за покупками или готовить, поэтому заказывала еду на дом. Иногда дома меня ждал Финн, иногда он оставался на ночь в больнице. Нередко я работала и в выходные тоже, но бывали дни, когда мне удавалось пройтись до пирсов в Челси по Хай-Лайну, через Центральный парк. Я заставляла себя не думать о политических играх в офисе или о том, что я могла бы в это время сидеть за ноутбуком, выполняя часть работы, предстоящей мне на неделе. Я ходила в спортзал и смотрела ромкомы на своем телефоне, занимаясь на беговой дорожке.