Внезапно открывается входная дверь, и на пороге дома появляется отец Беатрис.
–
Абуэла подходит к своему внуку и кладет руку ему на плечо. Габриэль же направляется прямиком к спальне Беатрис. Недолго думая, я встаю у него на пути.
– Оставь ее в покое! – требую я.
Габриэль вздрагивает, и я понимаю, что он лишь сейчас замечает мое присутствие.
–
– Мы можем поговорить? Наедине?
Он пристально смотрит на меня.
– Мне некогда, – бубнит он, пытаясь в обход меня схватиться за ручку двери.
Видя, что отвлечь его не удастся, я понижаю голос в надежде, что Абуэла понимает английский не лучше, чем я испанский.
– Ты ведь в курсе, что твоя дочь режет себе руки? – тихонько спрашиваю я.
Его темные глаза умудряются стать еще темнее.
– Это не твое дело! – огрызается Габриэль.
– Я просто хочу помочь. Она такая… грустная. Потерянная. Она скучает по школе. По друзьям. Ей кажется, что здесь для нее ничего нет.
– Но
Я молчу, потому что боюсь, что проблема именно в этом.
Похоже, Габриэль начинает терять терпение – мускул на его подбородке подрагивает.
– Почему я должен слушать какую-то
Я понятия не имею, что значит последнее слово, но это явно не комплимент.
«Потому что когда-то мне тоже было тринадцать, – отвечаю я про себя. – Потому что моя мать тоже нас бросила».
Однако вслух я говорю:
– А ты что же? Эксперт по проблемам девочек-подростков?
Мои слова попадают прямо в цель: весь его гнев тут же улетучивается. Блеск в глазах тускнеет, кулаки разжимаются, руки опускаются вдоль тела.
– Я ни в чем не эксперт, – признается он, и, пока я прокручиваю в голове его признание, Габриэль поворачивает ручку двери.
Я ожидаю от Габриэля чего угодно, но только не того, что он в итоге делает: входит в комнату и осторожно садится на кровать. Он убирает волосы с лица Беатрис, и тогда она поворачивается и смотрит на отца опухшими, красными от слез глазами.
Тем временем в комнату тихонько входит Абуэла. Она становится позади Габриэля и кладет руку ему на плечо – семейный круг замыкается.
Я словно оказываюсь на сцене посреди постановки без сценария на руках. Я молча отступаю назад и выскальзываю из дому через парадную дверь.
«Изоляция, – размышляю я, – худшее, что есть в этом мире».