Кому: DOToole@gmail.com
От кого: FColson@nyp.org
Сегодня, еще до того, как мэр приостановил работу всех торгово-развлекательных заведений, я успел перед работой заскочить в «Старбакс». Я был в рабочей одежде и, конечно же, в маске. Я никуда не хожу без маски. Бариста в шутку заметила:
– Очень надеюсь, что вы не работаете с ковидными пациентами.
И когда я ответил, что работаю именно с ними, она тут же отскочила от меня на три фута. Просто взяла и отпрыгнула. Уж если со мной так обращаются – а ведь я даже не болен! – представь, каково это: быть зараженным и лежать в палате, где компанию тебе составляет только клеймо позора. Ты больше не человек. Ты – статистика.
Отделение реанимации и интенсивной терапии, которое прежде было хирургическим, представляет собой длинный ряд коек с пациентами на аппаратах ИВЛ. Входя в палату, ты словно попадаешь в научно-фантастический фильм; как будто неподвижные тела больных – капсулы, в которых выращивается что-то ужасное. В сущности, так оно и есть.
Мы стараемся интубировать только по показаниям, потому что, основываясь на нашем опыте, как только человек оказывается на аппарате ИВЛ, шанс слезть с него резко уменьшается. Мне кажется, я могу диагностировать ковидное поражение легких даже во сне (впрочем, все происходящее иногда кажется мне дурным сном). Это какой-то порочный круг: если ты не можешь дышать глубоко, то дышишь быстро. Однако делать до 30 вдохов в минуту можно не так уж и долго, силы кончаются моментально. Если ты не можешь дышать, то отключаешься. Если ты в отключке, то не можешь защитить свои дыхательные пути, чтобы дышать свободно. В итоге тебя интубируют.
Мы даем этомидат и сукцинилхолин, перед тем как вставить ларингоскоп в горло, и какое-то время вентилируем легкие пациента с помощью мешка Амбу, потому что подключить больного к аппарату ИВЛ можно не сразу. В идеале нужно, чтобы пациент был в сознании: мог открывать глаза и выполнять простейшие команды. Проблема в том, что у ковид-пациентов настолько низкий уровень кислорода, что они начинают бредить. Их приходится погружать в глубокий сон для контроля дыхания и того, чтобы они не боролись с аппаратом ИВЛ. Мы вводим им пропофол, дексмедетомидин или мидазолам, а также даем какой-нибудь кетамин для успокоения плюс анальгетики типа гидроморфона или фентанила для обезболивания. Вдобавок ко всему, если пациент беспокойный, мы обездвиживаем его с помощью бромида рокурония или безилата цисатракурия, чтобы он не пытался дышать через разрез в трахее и непреднамеренно не навредил себе. Целый коктейль лекарств… ни одно из которых на самом деле не борется с ковидом.
Боже! Я бы все отдал за то, чтобы узнать, как прошел твой день. О чем ты думаешь. Скучаешь ли по мне так же сильно, как я скучаю по тебе?
Надеюсь, что не скучаешь. Надеюсь, что, где бы ты ни была, тебе там лучше, чем нам здесь.