Если бы ты был здесь

Я провожу рукой по завязанным в хвост волосам. Интересно, на что я могла бы обменять резинку для волос?

Внезапно между рядами столов проносится стайка мальчишек. Самый маленький из них бежит последним, болтаясь в конце, словно хвост воздушного змея. Он раскраснелся и явно пытается догнать тех, кто постарше. Их лидер размахивает над головой потрепанным комиксом. Я замечаю, как другой мальчик ставит малышу подножку, и бедолага летит вперед головой под один из столов. Его падение останавливает погоню. Перекатившись на спину, он садится и кричит на мальчишку, все еще сжимающего комикс в руках. И хотя кричит он на испанском, даже мне ясно, что он шепелявит, над чем издевается старший мальчик. Хулиган разрывает комикс пополам и бросает его на грудь мальчугану, а потом неторопливым шагом уходит прочь.

Малыш оглядывается вокруг, чтобы понять, кто стал свидетелем его унижения. Когда его взгляд встречается с моим, я делаю ему знак подойти поближе.

Он медленно поднимается и идет ко мне. Я отмечаю про себя его темно-коричневую кожу и волосы цвета воронова крыла, которые блестят на солнце. На маске мальчугана изображен символ Зеленого Фонаря[43]. В руках он сжимает порванный комикс.

Словно поддавшись какому-то импульсу, я вытаскиваю из стопки одну открытку и ищу на столе карандаш, которым Абуэла вписывала слова в кроссворды. Я кладу открытку лицевой стороной вниз и быстрыми, экономными штрихами начинаю рисовать мальчика.

Часть лета перед поступлением в колледж я провела в канадском Галифаксе, рисуя портреты туристов в Старом городе. Я заработала достаточно денег, чтобы оплатить проживание в хостеле со своими друзьями и выпивку в ночных барах. Вероятно, именно тогда я в последний раз торговала собственными произведениями искусства. Все последующие каникулы я проводила за составлением резюме для стажировки в «Сотбисе».

Каждый художник начинает рисовать человека с определенной части лица, у меня это всегда были глаза. Если мне удавалось схватить их выражение, нарисовать все остальное не представляло большого труда. Поэтому я начинаю с бликов в зрачках моей модели, затем перехожу к ресницам и прямому изгибу бровей. После этого я снимаю маску с одного уха, так что теперь она свободно свисает со второго, а затем жестом прошу мальчика сделать то же самое.

У него не хватает четырех передних зубов, и я не могу не нарисовать его улыбку. А поскольку уверенность в себе – это суперсила, я пририсовываю малышу плащ, как у героя порванного хулиганом комикса.

Если сначала рука плохо меня слушается, то, когда я завершаю портрет, она вполне свободно скользит по бумаге. Вскоре я отдаю мальчику открытку – его отражение в карандаше.

Обрадованный, он бежит вдоль столов и показывает свой портрет женщине, должно быть, его матери. Я вижу, как некоторые мальчишки, что прежде издевались над ним, подходят к мальчугану, чтобы рассмотреть мой рисунок.

Довольная своей работой, я откидываюсь на спинку стула.

Мгновение спустя мальчик возвращается с фруктом, который я прежде никогда не видела. Он размером с мой кулак и покрыт крошечными шипами. Малыш смущенно ставит его на стол передо мной и кивает в знак благодарности, после чего бросается обратно к столу своей матери.

Я осматриваюсь в поисках Абуэлы и вдруг слышу тихий голос:

– Hola!

Передо мной стоит худенькая, как стручок фасоли, девочка с двумя косичками. Ее босые ноги все в пыли. Она протягивает мне зеленый, в пупырышках, галапагосский апельсин.

– Ох! Боюсь, мне нечего дать тебе взамен.

Девочка хмурится, затем берет еще одну открытку из журнала Абуэлы, протягивает ее мне и закидывает свои косы за плечи, застывая в определенной позе.

Кажется, хоть что-то дать взамен я все же могу.

Два часа спустя мы с Абуэлой покидаем feria[44]. И хотя наличных у меня не прибавилось, зато я обзавелась соломенной шляпой от солнца, парой спортивных шорт и шлепанцами. Абуэла готовит мне ланч: бараньи отбивные, вителот и мятное желе, которые я получила в обмен на нарисованные мной портреты. На десерт у нас с ней колючий фрукт, который дал мне мальчик: guanábana[45].

После обеда, с набитым животом, я иду к себе домой, чтобы немного вздремнуть.

Кажется, впервые за все время я называю свою квартирку домом.