Несколько минут кажутся мне вечностью. Наконец он оказывается рядом со мной. Габриэль пытается дотянуться до меня, но хватается за цепочку моего чудесного медальона, которая рвется, и я вновь отдаляюсь от своего спасителя.
– Габриэль! – кричу я и бросаюсь к нему навстречу, когда он подплывает чуть ближе.
Как только Габриэль оказывается в пределах досягаемости, я хватаюсь за него и в панике начинаю карабкаться по нему, как по виноградной лозе. Он сбрасывает меня обратно в воду, а затем рывком поднимает на поверхность.
Я бешено моргаю и отплевываюсь. Завладев моим вниманием, Габриэль хватает меня за плечи.
– Так. Посмотри на меня. У тебя все получится, – командует он.
Он приобнимает меня одной рукой, а второй начинает грести в сторону берега, но я чувствую, как его гребки замедляются, а тело тяжелеет.
Я чувствую, как его пальцы впиваются в мой бок. Вероятно, он пытается притянуть меня поближе к себе. Однако его силы на исходе. В одиночку он вполне мог бы выбраться из этого адского течения, но мой вес служит ему балластом. Если он продолжит попытки спасти меня, мы оба утонем. Поэтому я делаю то, на что у меня еще хватает сил.
Я выскальзываю из его объятий.
Течение немедленно уносит меня от него, и так быстро, что у меня кружится голова. Габриэль отчаянно бьет руками по воде, выкрикивая мое имя.
Волны в открытом море такие огромные, что захлестывают меня с головой. Каждый раз, вместо того чтобы прокричать что-то ему в ответ, я глотаю воду.
Я вспоминаю слова Габриэля о том, что, в отличие от животных, мы теперь можем говорить, но подобный прогресс имел свои последствия.
Я слышала, что самое страшное в смерти под водой – это момент непосредственно перед тем, как откажут ваши легкие, готовые вот-вот разорваться. Вы хватаете ртом воздух, но вместо него глотаете воду.
Ваше тело еще пытается сопротивляться, но конец неизбежен.
Я слышала, чтобы обрести покой, нужно сделать только одно – сдаться.
Держись, Диана! Посмотри на меня. Ты справишься.
Ты представляешь, где находишься?
Можешь сжать мою руку? Пошевелить пальцами ног?
– Моргни один раз, чтобы сказать «да», – слышу я. – И дважды, чтобы сказать «нет». Не пытайся говорить.
Свет такой яркий, что мне приходится закрыть глаза.
– Ты представляешь, где находишься?
Я чувствую в своем горле какую-то трубку. Я слышу жужжание и пиканье приборов. Я в больнице. Я моргаю один раз.
– Хорошо, Диана, а теперь покашляй для меня.
В тот момент, когда я пытаюсь покашлять, трубка выскальзывает из моего горла, и оно ужасно саднит. У меня во рту так сухо…
Я кашляю и вспоминаю, как еще недавно не могла сделать вдох. Глаза фокусируются на надписи на пластиковом окошке в двери палаты. Буквы оказываются перевернуты, чтобы их легко могли прочитать те, кто находится по ту сторону двери. Мне же приходится разгадывать написанное, словно ребус.
Кто-то крепко сжимает мою руку. Все силы у меня уходят на то, чтобы повернуться к этому кому-то лицом.
Он одет в костюм астронавта – на нем халат и перчатки, плотная белая маска, закрывающая нос и рот. Я замечаю, что из глаз за защитным экраном текут слезы.
– С тобой все будет хорошо, – говорит Финн.
Его не должно быть здесь.
Он поясняет, что упросил медсестру впустить его, потому что, хотя я и лежу в больнице, где он работает, я не являюсь его пациентом, и прямо сейчас в отделении реанимации и интенсивной терапии посещения запрещены. Он говорит, что я напугала всех до чертиков. Что я была подключена к аппарату ИВЛ в течение пяти дней. Он говорит, что вчера, когда они отключили аппарат, мои показатели остались достаточно хорошими, и было принято решение экстубировать меня.
Ничто из сказанного Финном не укладывается у меня в мозгу.
Какая-то медсестра заглядывает в палату и постукивает пальцем по запястью – время вышло. Финн гладит меня по лбу:
– Я должен идти, иначе могут возникнуть проблемы.
– Подожди. – Мой голос похож на карканье вороны. У меня миллион вопросов, но я задаю лишь самый важный из них: – Габриэль?
Брови Финна сходятся на переносице.
– Кто? – переспрашивает он.
– В воде, со мной, – выдавливаю я из себя. – Он… выжил?
Я втягиваю воздух в свои истерзанные легкие, словно вдыхаю битое стекло.
– Многие ковидные пациенты начинают бредить при отключении от ИВЛ, – мягко говорит Финн.
Многие – кто?
– Это нормально – не понимать, что происходит, ведь тебя так долго держали на успокоительных, – объясняет он.
Но я отлично понимаю, что происходит. Я отлично помню, что случилось: течение, которое унесло меня в открытое море, соль, обжигающая мое горло, момент, когда я выскользнула из объятий Габриэля.
Я хватаюсь за рукав белого халата Финна, и даже это маленькое движение отнимает у меня кучу сил.
– Как я сюда попала?
Взгляд Финна мрачнеет.