Если бы ты был здесь

– Медсестра говорит, что ты немного напряжена, – беспокоится Финн, и у меня слезы наворачиваются на глаза.

– Никто ничего мне не говорит.

– Я говорю. Диана, я готов рассказать все, что тебе хочется знать.

– Я не помню, как заболела, – начинаю я.

– Ты проснулась посреди ночи от головной боли. Наутро твоя температура подскочила до тридцати девяти градусов. Твое дыхание стало поверхностным, ты начала задыхаться. Я вызвал «скорую», и они привезли тебя сюда.

– А что насчет Галапагосских островов?

– А что с ними? – переспрашивает Финн. – Мы решили не ехать.

Эти четыре слова стирают весь шум в моей голове. Мы?

– Твой пульс был семьдесят шесть ударов в минуту, тест на ковид оказался положительным, – продолжает Финн. – Тебя положили в ковидное отделение реанимации. Я не мог в это поверить. Ты ведь так молода и совершенно здорова, и ты просто не могла заразиться этим вирусом. Все, что мы знаем о ковиде, – это то, что мы ничего о нем не знаем. Я прочитал о вирусе, кажется, все, что мог. Я пытался включить тебя в исследования новых лекарств от ковида, не в силах поверить, что даже шесть литров воздуха, пропущенных через канюлю, не могут повысить уровень кислорода в твоей крови. У меня были пациенты, которые так и не слезли с ИВЛ. – Финн делает паузу, и я понимаю, что он плачет. – Мы не могли тебя стабилизировать, – продолжает он. – Мне позвонили и сказали, что нужно интубировать прямо сейчас. Я дал отмашку. – (Мое сердце начинает болеть при мысли о том, как, должно быть, ему было тяжело.) – Я прокрадывался к тебе в палату при любой возможности, сидел у твоей кровати и разговаривал с тобой, рассказывая о своих пациентах, о том, насколько чертовски страшен этот вирус, о том, как мы палим по нему из всех орудий в надежде, что одно из них попадет в цель.

Значит, спорадические электронные письма от Финна вовсе не были электронными письмами.

– Я заставил наших врачей положить тебя на живот, несмотря на дырку в трахее. Я читал, что один врач на Западном побережье подобной методикой добился успеха в лечении пациентов с ковидом. Врачи решили, что я спятил, но теперь некоторые пульмонологи практикуют подобный подход, потому что на тебе он – черт побери! – сработал.

Я вспоминаю, как плавала в Конча-де-Перла лицом вниз с маской и трубкой, изучая подводный мир.

– Во время работы или обхода, слыша, как вызывают врача к очередному пациенту, я каждый раз, каждый божий раз замирал и думал: «Пожалуйста, Боже, только не в ее палату!»

– Я… – нерешительно начинаю я, – я здесь всего десять дней?

– Мне кажется, что прошел целый год. Мы несколько раз пытались снять тебя с успокоительных, но без них тебе становилось хуже.

Внезапно я вспоминаю яркий сон, который увидела как-то ночью на Галапагосах: в нем Финн был не в костюме, как мне тогда показалось, а в маске № 95, как и остальной медперсонал больницы. Финн просил меня не засыпать, чтобы он мог меня спасти. С ним была еще женщина, и теперь я понимаю, что это была Сирета.

В обеих реальностях есть кое-что общее.

– Я чуть не умерла, – шепчу я.

Финн долго смотрит на меня, нервно сглатывая.

– Это был твой второй день на ИВЛ. Пульмонолог опасался, что ты не протянешь и ночи. Аппарат работал на пределе своих возможностей, но уровень кислорода по-прежнему был хреновым. Твое кровяное давление опустилось до минимума, и врачи никак не могли стабилизировать твое состояние. – Финн судорожно вздыхает. – Мне рекомендовали попрощаться с тобой.

Я смотрю, как он проводит рукой по лицу, заново переживая то, чего я даже не помню.

– И вот я сел рядом с твоей кроватью… взял тебя за руку, – тихо продолжает Финн, – сказал, что люблю тебя.

Слеза скатывается по щеке прямо мне в ухо.

– Но ты продолжала бороться. Врачам удалось тебя стабилизировать. Это стало поворотным моментом. Честно говоря, Диана, произошло самое настоящее чудо.

Я чувствую, что мне становится тяжелее дышать.

– Моя мать… – начинаю я.

– Я обо всем позабочусь. Твоя основная задача – отдыхать как можно больше. Чтобы поправиться окончательно. – Финн делает паузу. – И вернуться домой.

Внезапно из громкоговорителя доносится: «Код синий!» – и Финн хмурится.

– Я должен идти, – поясняет он. – Я люблю тебя.

Он скрывается из виду, скорее всего направляясь в палату к одному из своих пациентов. К тому, кому повезло меньше, чем мне.

Бетти выключает телефон и кладет его на тумбочку у кровати. Мгновение спустя она осторожно прижимает салфетку к уголкам моих глаз, вытирая слезы, которые никак не хотят заканчиваться.

– Милая, вам пришлось пройти через сущий ад, – утешает она меня. – Но вам дан второй шанс.

По-видимому, причину моих слез она видит в том, что я чуть не лишилась самого ценного – собственной жизни.

«Вы не понимаете, – хочется мне возразить ей. – Именно ее я и лишилась».