– Та на той год вони вже несвіжі будуть! Всю зиму простоять!
– Ну… настоятся, выдержатся… или что там. Лиза! Неважно все это на самом деле. Мы и без них, без огурцов вам… рады.
– Правда? – не веря своим ушам, спросила Лизка.
– Правда! – громогласно заявил профессор Горский. – Паш, машина у вокзала, пошли.
Павел Николаевич Горский в первый же час пребывания под родительским кровом умудрился потерять собственную жену. Дело было в том, что вернувшись из душа, он не нашел ее в комнате, где она собиралась распаковать вещи. Впрочем, свежая рубашка и брюки висели на спинке стула.
Павел отправился на поиски. Во дворе и на веранде Лизы не было. Он тихонько заглянул в гостиную и улыбнулся привычной картине: мама что-то наигрывала на фортепиано, отец сосредоточенно смотрел на шахматную доску. Они были только вдвоем.
Пропажа обнаружилась спустя еще пять минут на кухне.
– Ну Ольга Степанівна, тьоть Оль, ну шо ви все сама да сама! – увещевала Лизка домработницу. – Я ж допоможу! Може, порізати чогось? Га? Чи в мене рук нема?
– Лиза, – позвал Горский, – у нашей Ольги Степановны на кухне абсолютная монархия. Давай не будем ей мешать, – он протянул жене руку. – Идем к родителям.
– А ми будемо строїть комунізм. Да, тьоть Оль? – упрямо спросила Лизка. – Ну їх, тих буржуїв!
– Спасибо, Лизавета… – Ольга Степановна, женщина преклонного возраста, в опрятном переднике и шишом седых волос на затылке, вопросительно глянула на Лизу.
– Петровна, – подсказал Павел.
– Лизавета Петровна, – кивнула домработница и неопределенно махнула рукой: – Вы уж коммунизм стройте там. А мы здесь по старинке, по-привычному.
Лиза обреченно вздохнула. Все, что угодно, лишь бы подольше не показываться на глаза Горским-старшим. Но тут даже домработница против нее!
– Ну… як хочете, – сказала она и снова широко улыбнулась. – Як заморитесь, зовіть!
– Идем! – повторил Павел, щекотнул подошедшую Лизу за бок и шепнул: – Признавайся, родителей боишься?
– Ще чого! – возмутилась Лизка, убирая в сторону его руку – еще не хватало при посторонних. – Пошли!
И с этими словами она решительно двинулась в гостиную.
Так они и зашли – воинственная Лиза впереди, улыбающийся Павел сзади. Изольда Игнатьевна на минуту прервала пассаж и взглянула на детей.
– Как вам дом, Лиза? – спросила она с нотками дружелюбия в голосе.
– Красіво! Дуже! – искренно ответила Лизка. Справедливости ради, дача Горских была едва ли не больше того дома, где сама Лизка выросла. Да и наличие фортепиано впечатляло. Пожалуй, больше всего остального. – З таким домом ніяка квартіра не нужна! Можно жить, якщо ще огород є. Ви мені потім покажете ваші грядки?
Ответом ей послужили странный горловой звук, приоткрытый рот свекрови и голос Павла:
– Я обязательно покажу тебе клумбы, которые здесь имеются. Завтра днем.
Сообразив, что сказала что-то не то, Лизка, вздернув подбородок, чтобы никто ни за что не догадался, что она растеряна, направилась к креслу возле свекра.
– К слову, я таки не прочь заиметь пару грядок с огурцами, – подал голос Николай Васильевич, по всей видимости, обращаясь к супруге и не отрывая взгляда от шахматной доски. – А вы, Лиза, что-нибудь в них понимаете?
– Ну так, нємножко… – пролепетала Лиза. – В мене більше мама… Я працюю на заводі.
– Мы помним, Лиза, что вы работаете на заводе. Уж который год в машинистках… – будто невзначай бросила Изольда Игнатьевна.
– Мама! – сердито сказал Павел.
– Неужели что-то изменилось? – удивленно спросила она.
– Не машинистка, а секретарь. И что плохого в этой профессии?
– Ничего, но за это время можно было уже окончить институт! – заявила Изольда Игнатьевна и демонстративно заиграла что-то пафосно-печальное.
– А я буду поступать! – трагично воскликнула Лизка, досадуя на себя, что когда-то не прислушалась к советам Катьки Писаренчихи. – Ми від вас повернемось, і в Вінницький пєдінститут піду. На заочне.
– Разумеется, пойдете, – улыбнулся Николай Васильевич. – К слову, Изольда Игнатьевна и сама получила свое верхнее образование, когда была уже глубоко-глубоко замужней женщиной. Павлом ее мама занималась тогда. А я только начинал преподавать. Забавные были времена.
Мелодия изменилась. Стала тихой и нежной, и где-то громко застрекотал сверчок.
– Да уж, – рассмеялся Павел, – бабушка все норовила меня откормить. Стыдила вас, что голодом меня морите, и прятала от меня книги, потому что я всегда читал во время еды.
– Разумеется, ты читал во время еды, Паш. Хорошо еще в шахматы во время еды не играл, на меня насмотревшись. Это был бы пассаж!
– А я на дах залізала і там читала до ночі, – попыталась поучаствовать в разговоре Лизка. – Мамка кричить, шо треба корову забрать з вигону, а я читаю і мовчу, наче мене там і нема.
– И о чем же вы читали на своей крыше, позвольте поинтересоваться? – раздался голос Изольды Игнатьевны.
– Дітей капітана Гранта… Мадам Боварі… про Печоріна… Та все, шо в бібліотеці взять можна було.