Если герой приходит

Проигрыш за проигрышем. Каждый из них был проигрышем Афины. Мудрость, говорила она, скрипя зубами, когда рядом не было ни души. Мудрость – это выводы из неудач. Однажды их накопится достаточно, чтобы стать победой. Я укрощу Пегаса, я сделаю из буйной воли послушного работника. И отец возрадуется великой радостью, одарив меня улыбкой.

Увы, пока что Зевс одаривал других.

Богиня трижды прокляла свой замысел, узнав, что Гефест первым справился с поставленной задачей. В планах Афины большая роль отводилась не только Пегасу, но и богу-кузнецу. Она надеялась, рассчитывала, услышала, что да, Гефест и впрямь научился ковать молнии, настоящие молнии, способные разить не хуже природных. Она возликовала – и низверглась в бездну отчаяния, выяснив, какую награду запросил у Зевса хромой урод Гефест.

Ночь с Афиной, сказал он. Отец, ты обещал!

Я обещал, кивнул Зевс.

⁂

– Отец! – вскричала Афина.

Богине мудрости хватило ума вскричать это не сразу, дождавшись, пока счастливый Гефест покинет Олимп и спустится в кузню на Тринакрии. На пороге Зевсова дворца он обернулся и подмигнул Афине. До конца своих дней, что для бога значит вечность, она будет помнить мерзкую ухмылку и масленые глазки кузнеца. Скалы раскрошились бы, угоди они между зубами Афины – так сильно она стиснула челюсти, чтобы не издать ни звука. И только потом, оставшись с отцом наедине…

– Отец! Как ты мог?

Зевс сдвинул брови. В воздухе запахло грозой, тучи стадами круторогих быков двинулись к Олимпу. С недавних пор Громовержец болезненно относился к подобным вопросам. Кто-то оспаривает решение владыки? Любимая дочь? Любимцы стоят к трону ближе других. Ты сидишь, они стоят, смотрят, переглядываются – и поди пойми, о чем они думают, глядя на твой венец.

На плечах и груди владыки замерцала эгида – шкура Амалфеи, козы с Крита, вскормившей младенца Зевса своим молоком. Выяснив, что шкура Амалфеи прочнее любого доспеха, Зевс не поленился ободрать кормилицу. Случалось, он давал эгиду Афине, если дочери предстояла опасная битва. Сейчас, вне сомнений, был не тот случай.

– Я обещал, – повторил Зевс. – Я сказал, что исполню любое его желание.

Не перечь мне, звучало в словах отца.

– Но почему я?

Зевс пожал плечами:

– Он так захотел. Прекрасный работник, золотые руки. Увы, я никогда не понимал, что творится в его косматой башке. Детские мечты, глупые восторги. Наверное, он ударился головой, когда я сбрасывал его с Олимпа. Грезит о всякой ерунде, болван.

Афина закусила губу. Детские мечты, глупые восторги. Грезы о ерунде. Каждое слово отца стрелой впивалось в сердце. Она уже пожалела, что заговорила с Зевсом.

– Его жена – богиня любви, – предприняла Афина обходной маневр. – Ему что, мало Афродиты? Она прекраснее всех нас!

– Любовь?

Зевс хохотал долго. Хватался за живот, утирал слезы.

– Дитя мое, – произнес он, отсмеявшись, – ничто не надоедает так быстро, как любовь. Уж я-то знаю! Мы, мужчины, находим любовь, как медведь – пчелиные соты с медом. Мы едим горстями, измазываемся с головы до пят, набиваем брюхо до отказа. Потом нас тошнит. При одном взгляде на мед нас выворачивает наизнанку. Что же мы делаем тогда? Пьем воду? Холодную ключевую воду? Ложимся спать? Нет, это не в нашей природе. Не утерев бороды, мы кидаемся на поиски новой любви, следующей, пятой, сотой… В итоге мы находим кое-что, что приедается гораздо медленнее, от чего не так тошнит. И удовольствия эта находка доставляет никак не меньше. Гефест – мужчина, я его хорошо понимаю. Он тоже нашел замену любви.

– Что же это?

– Насилие. Мы ищем любовь, а находим насилие. Ты видела, как он смотрел на тебя перед тем, как уйти? Ты меня поймешь.

– Но я же дева!

Зевс молчал. Этот довод он слышал тысячу раз. От каждой жертвы, вернее, каждой избранницы – по одному разу. Второго не было.

– Что же мне делать? – в отчаянии взвыла Афина.

И отец дал совет:

– Защищайся.

Афина не поверила услышанному.

– Как? Чем?!

– Всем, чем есть. В первую очередь копьем.

– И это говоришь ты?!

– Это говорю я. Я пообещал Гефесту исполнить его желание. Значит, сегодня ночью ты придешь к нему, иначе мой гнев будет ужасен. Но я не обещал Гефесту, что ты уступишь ему добром. Он забыл попросить, а я не напомнил. А может, он и не хотел просить об этом. Ему надоел мед, помнишь? Ты придешь к нему, а дальше поступай, как знаешь. Но учти: ты не оставишь его подземный дом до рассвета. В остальном ты свободна, дитя мое.

Вся горечь мира сошлась в улыбке Афины. О да, отец! Я богиня, я свободна. Кто бы спорил? Кто вообще рискнет спорить с тобой, владыка?!