Если Господь призовёт тебя…

Пришлось согласиться. Он разогрел на газовой плите суп, поставил на стол блюдо с печёными пирожками и налил мне два половника супа. Такого супа я не ела никогда… В нём были рожки и картошка – больше ничего, мясом там даже не пахло! Пирожки были тоже с начинкой из картофеля с редкими лепестками лука. Я, конечно, понимала, что не все умеют готовить так, как моя мама, но чтобы так… я даже не могла предположить… Я с трудом заталкивала в себя ложку за ложкой, понимая, что если не доем – Дима может обидеться, а он съел свою порцию с отменным аппетитом, закусил двумя пирожками, налил нам чаю и пошарил в буфете и в холодильнике – видимо, не наелся, что было немудрено – с его-то комплекцией!

– Так, больше ничего нет! – констатировал он. – Сегодня готовила мама, поэтому еды немного… Надо было мне подумать об этом… Ну, ничего! – светло улыбнулся он, а у меня почему-то защемило сердце. – В другой раз приготовлю сам и угощу тебя на славу!

Я была так поражена его словами, что даже не обратила внимания на то, что он собирался пригласить меня к себе ещё раз:

– Ты умеешь готовить?!

– Да, а что в этом такого? – он тоже, похоже, удивился. – Папа всегда говорил, что настоящий мужчина должен уметь всё! Разве нет?

– Ну, да… – я прикинула, сколько ещё ребят его возраста могли приготовить что-то кроме яичницы, и не вспомнила ни одного.

– Ты пей чай, а то остынет, – угощал Дима, и я послушно допила чай с сахаром, хотя обычно пью несладкий.

Пока я расправлялась с чаем, он ушёл в ванную, повозился там немного, плотно занавесил дверь одеялом, принёс туда два маленьких стульчика и пригласил меня:

– Прошу в мою лабораторию!

Я зашла в тесную ванную, села куда он мне показал. На ванне лежала доска, на которой стоял достаточно сложный и громоздкий агрегат – увеличитель, рядом с ним – пластмассовые ванночки с какой-то жидкостью. Больше я ничего не успела рассмотреть: Дима включил красный фонарь и погасил верхний свет.

– Ну, что ж, начнём! – он радостно потёр ладони: видно было, что ему очень нравится то, что он собирался делать.

Он вынул плёнку и вставил её в увеличитель, отрегулировал его положение, и на белом листе бумаги появилось чёткое изображение ансамбля песни и пляски. Причём ракурс был выбран так интересно, что кроме детей мы видели руководительницу, на лице которой было написано сильнейшее переживание! Я засмеялась:

– Здорово схватил!

– Мне тоже так кажется!

Дима достал из пачки лист фотобумаги, положил его на изображение, ещё раз что-то проверил и отодвинул задвижку с объектива.

– Раз, два, три… – начал считать он, досчитал до пятнадцати, закрыл задвижку, вынул лист и положил в первую ванночку (позже он сказал, что они называются кювезы). Через несколько секунд на листе стало появляться изображение, сначала неясное и расплывчатое, потом более чёткое.

– Это проявитель, – сказал Дима. – Сейчас главное – не передержать!

Он ещё немного подождал, вынул фотографию, промыл её в средней кювезе и положил в третью – в закрепитель. Передвинул плёнку, и на белом фоне появилась следующая фотография: поющая Валя Коврик.

– Класс! Как живая! – восхитилась я.

Он что-то промычал и увеличил изображение, отрегулировал рамку, которая тоже лежала на листе бумаги и ограничивала края, – лицо Вали стало более крупным.

– Вот так! – довольно сказал Дима, и вся процедура повторилась.

– Дим, а почему ты не отдашь плёнку в «Кодак»? – спросила я. – Там всё быстро напечатают…

– Напечатают-то напечатают, – сказал он. – Но пойми, что там поточный метод, а каждая фотография требует индивидуального подхода. Это искусство!

Дима потянул за конец плёнки, и я совершенно неожиданно увидела… себя! Сосредоточенное выражение лица, блокнот и ручка наготове, взгляд устремлён на сцену.

– Наш журналист! – прокомментировал он.

– Сама вижу… А когда ты успел меня сфоткать? Я ничего не заметила…

– Я же говорю, что это – искусство! – довольно сказал Димка. – Ты не замечаешь, но фотокамера замечает всё! Сделать тебе такую?

– Ну, да, если не трудно…

Он сделал две одинаковые фотографии – одну для меня, вторую – для истории. Кадры сменяли один другой, как в калейдоскопе, Димка полностью ушёл в работу и на меня, как казалось мне, внимания не обращал. А я, пользуясь тем, что сидела рядом с ним, искоса наблюдала за его сосредоточенным лицом в свете красной лампы. «И как он всё успевает? – восхищённо думала я. – Учиться, во всём участвовать, фотографии печатать – я поняла, что это долгий и достаточно утомительный процесс – готовит ещё!» Сама я с трудом умудрялась совмещать два дела: учёбу и любовь к Диме, причём второе отнимало у меня намного больше времени и душевных сил, чем первое…