Если Господь призовёт тебя…

Он вытянул губы трубочкой и шевелил ими, когда менял что-то в установке экспозиции, деловито отправлял фотографии в проявитель, промывал их, перекладывал в закрепитель, а я глубоко вдохнула и внезапно ощутила какой-то незнакомый аромат, который пробился сквозь кислый запах химикалий. Я замерла и втянула воздух ещё раз: он был сладковатый, чуть-чуть приправленный потом и одеколоном и ещё чем-то, что я не могла узнать. Внезапно я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо и отчаянно запылали щёки и уши: это был Димкин запах! Я впервые почувствовала, как пахнет мужчина! Мне отчего-то стало трудно дышать, и я изо всех сил старалась не пыхтеть, чтобы он ничего не заметил!

Тем временем на белом листе появилась ещё одна моя фотография, потом ещё одна, ещё… Димка сделал их около восьми штук, и если учитывать, что в плёнке 36 кадров, то почти четверть были мои фотографии!

– Поля, – сказал он. – Я напечатаю тебе их все, хочешь?

– Да, – ответила я, и сама удивилась, как хрипло звучит мой голос. – Конечно, напечатай! Меня давно никто не фотографировал.

– Что с тобой? – удивился он. – Тебе не плохо?!

– Нет, – уверенно ответила я, и темнота сгустилась вокруг меня…

Спустя какое-то время я ощутила свет, слишком резкий для привыкших к темноте глаз, и зажмурилась.

– Она пришла в себя, – как сквозь вату донёсся до меня незнакомый голос, и я удивилась этому.

– Поля, открой глаза! – это взволнованно сказал Дима, и я послушалась.

Димкино расстроенное лицо было совсем рядом, а около него – лицо совсем молодой и красивой женщины, только очень усталое и истощённое. Она держала в руке пузырёк и ватку.

– Ну, вот, всё хорошо, – сказала она. – Митя, ты побудь около Полины, а я приготовлю горячий чай с сахаром. Ей нужно после обморока.

Она улыбнулась и вышла. Так я познакомилась с Диминой мамой, матушкой, как он её называл – Светланой Афанасьевной.

– Ты как? – тревожно спросил он. – Хорошо себя чувствуешь? Я страшно напугался, когда ты повалилась на меня, не говоря ни слова!

– Я потеряла сознание? – я почувствовала, что краснею.

– Ну да! Это я виноват, – сказал Дима. – Ты же первый раз… Нанюхалась химикатов, вот и…. – он смущённо развёл руками.

– А где я?

– В моей комнате.

Я попыталась подняться – он торопливо помог мне принять вертикальное положение – и с любопытством осмотрелась: говорят, комната отражает характер человека. У Димки была чистота и порядок: на столе стопками сложены учебники и тетради, на стенах несколько полок, плотно уставленных книгами, шкаф, над узкой кроватью – бра. На стене рядом с кроватью – ковёр, на другой стене – постеры с какой-то незнакомой мне группой… По-моему, у него даже пыли не было – мне так показалось. Мне невольно стало стыдно: моя-то комната не отличалась такой чистотой, мама всегда ругала меня за это! На моём столе был хаос, в ящиках – завал, одежда частенько валялась просто так – на стульях, кровати… У Димы такого не было.

– У тебя хорошо, – сказала я.

– Мне нравится.

– Ребята! Идите пить чай! – позвала его мама.

– Пойдём, – он протянул мне руку.

– Да я сама! Что ты со мной, как с инвалидом! – я засмеялась.

Димкина рука убралась восвояси, и я тут же пожалела об этом. Мы прошли на кухню, где нас ждал горячий чай с сахаром и конфеты с печеньем.

– О!– обрадовался Димка. – Конфетки! Откуда?

– Из сумки забыла вынуть, – сказала мама. – Когда в магазин ходила. Садись, Поля, пей чай!

Мы приступили к чаепитию; она же стояла у окна и грустно смотрела на нас:

– У тебя красивое имя, редкое – Полина.

– Это мама назвала, – ответила я. – Она очень увлекается историей славян и считает, что у нас осталось только два исконных имени – Полина и Светлана.

– Значит, мама любит историю, а папа?

– Папы нет, – я положила чайную ложку. – Он оставил нас, когда я была совсем маленькая…

Помню Димкин сочувственный взгляд, который он бросил на меня.

– Вот и наш папа… тоже… нас оставил, – сдавленно сказала Светлана Афанасьевна, и в её голосе явственно послышались слёзы.

– Мама, ты что?! – Димка взметнулся из-за стола.

– Митя, всё хорошо, я пойду прилягу, – она медленно вышла из кухни.

– Матушка до сих пор не смирилась, что папы больше нет, – тихо сказал он.

– А сколько ей лет? – так же тихо спросила я.

– Тридцать семь. Она родила меня в двадцать, а когда ей было тридцать четыре – погиб папа, и она осталась только со мной, – спокойно ответил он. – Уже три года как она… болеет…

– А что с ней?

– Врачи говорили, что у неё был сильнейший стресс и что она долго будет восстанавливаться. Нервы у неё не в порядке… депрессия, – грустно заключил Дима.

– Дима, а твой папа… он погиб? – несмело спросила я.

– Да. Он был кадровый офицер и выполнял боевое задание в Чечне, – Димкины глаза потускнели. – Задание было выполнено, так нам сказали, а папа… не вернулся…

– Дим, ты… извини меня, – горло внезапно стало сухим, и слова никак не желали выходить на свет божий. – Я… мне так неловко, я вовсе не хотела тебя расстраивать…

– Да ничего, – он улыбнулся. – Не переживай, всё нормально!

– Ну, я пойду? – сказала я. – Мне правда пора. Статью ещё писать, уроки делать…