Отравили. Я вспоминаю включившуюся систему полива и жжение в носу. Руки у меня ярко-красного цвета. Горло дерет. А следом я вспоминаю, что оставила Гомера на склоне холма с квадроциклом твоей матери. С отравой твоей матери.
– Где Рэйчел?
– Она отправилась за ним.
Я подхожу к входной двери. Кладу ладонь на ручку. Я ожидаю, что она не поддастся, но на деле она поворачивается так легко и распахивается так быстро, что я вываливаюсь на крыльцо, все еще пошатываясь.
– Сера! Подожди! Ну подожди же! Рэйчел вернется! Сера, пожалуйста, просто подожди! Тебя отравили!
Я отмахиваюсь от нее:
– Не подходи ко мне!
– Тебе нужно успокоиться.
– Мне нужно в больницу.
С этим она поспорить не может. К тому же дальше она не может двигаться, так как длина ее цепи закончилась.
Не думаю, что я смогу добраться до больницы, но если мне удастся добрести до той развязки к югу от Хеппи-Кэмпа, где ловит телефон, я смогу позвонить в полицию. Теперь у меня есть доказательства; гораздо больше доказательств, чем мне бы хотелось.
Я сбегаю по ступенькам. Эта нагрузка выводит меня из равновесия, на меня накатывает новый приступ тошноты, так что я по очереди то бегу, то меня рвет так сильно, что кажется, будто я сейчас выплюну все свои внутренности. Рвота такая сильная, что мне кажется, что я умираю.
– Просто останься тут. – Грейс широко раскрывает объятия, словно намереваясь поймать меня с пяти метров. – Просто подожди!
Но я не стану ждать. Мне нужно добраться до своей машины, доехать к месту стоянки и вызвать полицию. Я не могу ждать, пока ты меня спасешь. Мне нужно спасать себя самой.
Головокружение прекращается, и я продолжаю бежать. Я спотыкаюсь, но не останавливаюсь.
– Не ходи туда! Там небезопасно! – кричит Грейс, и я вспоминаю твою мать. Она говорила мне, что уезжать небезопасно, а Грейс говорит, что возвращаться небезопасно. Выходит, безопасного места просто нет. Я продолжаю взбираться по тропинке, как по американским горкам, охваченным пламенем.
На том месте, где Джед любил сидеть и размышлять, я перевожу дух. Меня рвет там, где он сплевывал табак. Потом я бегу дальше, быстрее, вдоль троп и мимо пастбищ. Лошади двигаются, как марионетки на дергающихся неровных нитях, и мне кажется, что у меня галлюцинации. Но когда я снова останавливаюсь и меня снова рвет, я вижу, как их шатает, как они глухо ржут, дерутся и кусаются, отщипывая куски мяса с шеи друг друга. Один из коней вздрагивает и падает на землю, как подкошенный, а затем бьется в конвульсиях. Лошади отравлены. И они тоже все отравлены.
Я думаю, что с такой системой водоснабжения, как на ранчо, отравить всех было бы проще простого. Я только что была там, наверху, неподалеку от резервуаров, с Гомером и рассказала ему о Флоренс, а он ответил:
Все ранчо заражено. Они все умрут.
Я резко меняю направление и бегу в сторону круглого загона с Белль Стар. С одной стороны, я не хочу видеть ее мучений, но с другой – я знаю, что не могу просто бросить ее. Я должна попытаться ее спасти.
Я обхожу сарай, и передо мной открывается загон. Белль стоит в лунном свете, освещающем ее золотую гриву. Она мягко опускает голову в ведро с водой, и я кричу.
Она вскидывает голову, затем поднимает ее, как будто собираясь отчитать меня. Она не бьется в конвульсиях, не дрожит, не кусает себя за бок, и я понимаю, что дело в ее поилке. Я самолично наполнила ее водой из шланга несколько дней назад. Белль не заражена.
У меня болит в груди, дико ноют десны. Я умру. Я умру, если не выберусь отсюда.
Я протягиваю к Белль руку. Сначала она уклоняется, но потом кивает, опускает голову, и я провожу рукой по ее морде.
– Я вернусь за тобой, – обещаю я и убегаю. В поле зрения появляется главный дом.
Меня снова накрывает волна тошноты, и я останавливаюсь у дерева. Лужайка простирается передо мной, и по ней движутся призраки: резкие, беспокойные, грязно-черные и горящие. Это кошки. Все бездомные кошки покинули контактный зоопарк и теперь разбрелись по лужайке. Я не могу понять, отравлены ли они. Они кажутся слишком умными для этого. Их яркие глаза горят, хвосты взмахивают взад и вперед. Кошки словно знают, что ранчо теперь принадлежит им, что правил больше нет, поэтому они везде: и на крыльце, и на стропилах. Они наблюдают за мной с присущим им высокомерным выражением, и я почти улыбаюсь: кто, как не кошки, любит ночные кошмары. Потом я бегу к машине.
Достав ключ из кармана, я с первой попытки попадаю в замок дверцы, открываю ее и падаю на водительское место, захлопнув за собой дверь. Мои нервы на пределе, я чувствую, как озноб пробегает по шее и опускается до локтей. Я усаживаюсь как следует и просчитываю, что мне нужно делать. Мне нужно проехать по этому чертовому извилистому шоссе так быстро, как только смогу, не захлебнувшись при этом собственной рвотой.