Если копнуть поглубже

— Да. Но не по воле Божьей. Он спит, потому что устал. Смертельно устал — столько времени звал на помощь, и никто его не услышал. Извините, что говорю так резко, но меня это действительно очень, очень, очень тревожит. Поймите, Агнешка, это Господь создал врачей, больницы, медицину. Помогите ребенку. Он ждет от вас помощи. В этом и заключается жизнь. Помогать.

— Но я сама могу ему больше помочь. Я его мать. И позабочусь о нем. Зачем же еще нужны матери? Я его врач, больница и медицина. Мать!

— Я тоже мать. Четырежды, — заметила Мерси.

— Не знала. Совсем не вижу ваших детей.

— Если честно, я тоже. Только время от времени. Но я их люблю. Всех.

— Как я люблю Антона.

— Да. Как вы Антона. Но…

— Не говорите «но». Я не желаю слышать никаких «но». Вы не понимаете: я мать — да. Но я в то же время — дитя. И я подчиняюсь. Мне указывают: «нет». Это Божья воля. Надо подождать. И я повинуюсь и… жду.

Она посмотрела на спящего мальчика.

— Я хочу… очень хочу, чтобы он жил. Но я не свободна. Я… узница.

Мерси отставила стакан и подсела к Агнешке.

— Можно его подержать? — спросила она.

— Да, да, конечно. Пожалуйста. — Агнешка протянула Антона Мерси.

Мерси прижала его к груди, так что макушка мальчика очутилась у нее под подбородком. Ребенок казался невесомым — маленький сверток из одеяла.

— Я больше тридцати лет не держала таких малышей.

— Правда, красивый?

— Да, очень красивый.

Мерси поцеловала младенчику ручки — сначала одну, потом другую.

Агнешка наблюдала за ней со слезами на глазах.

— Как бы я хотела, чтобы вы были моей матерью.

Мерси сама чуть не плакала.

И я тоже, подумала она.

— Моя мать, мой отец никогда не брали на руки Антона, — проговорила Агнешка. — Я не понимаю. Так много любви к Богу и так мало любви к нам.

Мерси улыбнулась. Надежда есть.

— Если я дома и вам потребуется помощь, — сказала она, — пожалуйста, приходите. И приносите его с собой.

— Хорошо. — Агнешка снова взяла сына на руки и поправила одеяльце. — Приду. Непременно.

На подъездной аллее блеснули фары.

Была полночь.

Напольные часы принялись отбивать время.

— Ваш муж, — проговорила Мерси.

— Да, — откликнулась Агнешка и встала. — Я ему сказала: двенадцать часов. Видите, какой он хороший?

На пороге она обернулась:

— Спасибо, что разрешили посидеть. И спасибо за вино.

— Спокойной ночи. — Мерси поднялась и мысленно попрощалась с Антоном.

Агнешка ступила на траву.

Дверь веранды захлопнулась. Женщина пересекла лужайку.

— Милош! Милош! Я здесь! Здесь!

Фары погасли, но Милош не вылезал из фургона.

Не хотел говорить жене, что на этот раз он и в самом деле едва не оставил ее.

8

Понедельник, 13 июля 1998 г.

После того как они вернулись из «Бентли», Джейн взяла бутылку «Вулф Бласс» с желтой этикеткой, ушла к себе в студию и заперла дверь.

Вставила в проигрыватель компакт-диск под названием «Сакура» и приглушила звук. Полилась японская музыка — мелодичная и успокаивающая и в то же время ободряющая. Музыка, не подвластная времени и ударам судьбы, — как бы Джейн хотела быть такой же стойкой. Пропади все пропадом!

«Вулф Бласс» с желтой этикеткой. Конечно, дороговато. Ну и пусть. Я в печали, мне нужно успокоение. А от этой волны удушающей жары успокоения мало. От Гриффа тоже.

Джейн порылась в сумке и достала альбом для набросков, в котором начала рисовать мужчину-ангела. Но прежде чем открыть страницу, на секунду закрыла глаза.

Если он так, то и я так. И она представила Гриффа с другой — кем бы эта другая ни была.

Попыталась вообразить комнату, где он занимается любовью с Зои Уолкер. Красивое черное шифоновое платье аккуратно повешено на спинку стула, роскошное шелковое белье (простого она бы не надела) в артистическом беспорядке разбросано в ногах и в головах кровати, вещица здесь — вещица там, а чулки (непременно черные), без сомнений, украшают абажур. Боже праведный!

Джейн невольно рассмеялась — настолько смешной показалась ей эта картина. Как в борделе. Или того хуже: «Сестра Зои обрабатывает доктора Кинкейда».

Джейн открыла глаза.

Куда же в самом деле его унесло? И с кем?

Она налила себе вина и закурила сигарету. Все тот же старый реквизит для того же старого действа: «Джейн ищет утешения». Одни и те же декорации — изо дня в день.