На краю поля зрения мелькнула тень, железная рука сжала мне плечо. Внутри в один миг всё омертвело. Как в жутком сне, я повернула голову…
И зажмурилась от облегчения.
Фалько не потребовалось ничего делать — хватило одного его появления. Шаги за спиной стихли. Он отпустил меня, и я, с трудом переставляя ноги, пошла рядом. Фалько был одет как средний молодой горожанин — пиджак, кепи, удлинённые бриджи с манжетами и гамаши. Странно было видеть его в таком наряде.
— Я думала, ты ходишь только в чёрном.
Духи земли, что у меня за голос. Будто у привидения.
Кашлянула, пробуждая голосовые связки к жизни.
— Спасибо.
Он взглянул на меня сверху вниз.
— Тебе сказали, куда идти или ехать?
— Омнибус номер сто сорок семь со станции на улице Колёсников, двадцать шесть, — выпалила я, радуясь, что столкновение с уличными хулиганами не отбило мне память.
Он не ответил, просто кивнул, принимая информацию к сведению.
— Знаешь, — сказала я, — с Фосэром было проще.
— В чём?
— Он всё объяснял. Что делает, что будет делать, и зачем это нужно. Ты же нагрубил и исчез. А теперь появился так же внезапно, напугав меня до полусмерти. Не буду отрицать, очень вовремя появился, и за это я тебе признательна. Но я… я просто так больше не могу!
— Ты была в опасности, — невозмутимо ответил он, — а я по-прежнему должен тебя защищать.
— Должен. Удобная ширма. Больше тебе сказать нечего?
Я понимала, что не имею права на истерику, но нервы и правда были на пределе.
— Хорошо, — он кивнул, не глядя на меня. — Я объясню.
День затухал, пелена на небе скрадывала остатки солнечного света. В сероватом воздухе профиль Фалько был очерчен призрачными контурами. С него бы картины писать.
— Мне было велено доставить тебя в Носсуа, — Фалько говорил медленно, ровным голосом. — По-видимому, предполагалось, что в городе, в привычной среде, ты справишься сама. После я должен был держаться рядом, но не показываться. Но главное, — он помешкал, — нельзя было допускать, чтобы ты привязалась ко мне. С этой задачей я справился плохо.
"Привязалась". Так он это называет. Нет, не он. Наверняка, это слово было в инструкции, присланной ему нанимателем.
— А ты, — осторожно спросила я, — не привязался ко мне?
— Рити, — начал он тоном старшего брата.
— Ты и это знаешь? Знаешь, как я выгляжу, как меня теперь зовут. Кстати, неудачное имя, впору маленькой девочке. Или глуповатой пампушке, которую сделал из меня Фосэр. Должно быть, он подбирал внешность под имя…
— Есть ещё кое-что, — Фалько, похоже, колебался. — В тот день, когда ты чуть не попала под "стрелу"… Я знал, что это случится. Меня предупредили и велели тебя остановить.
— Зачем?
— Не знаю. А той ночью, когда я приходил к тебе домой… мне приказали тебя напугать.
— То есть ты не спасать меня кинулся? Не на крик мой прибежал?
— На крик. Я не знаю, чего хочет мой наниматель. Он мог предполагать, что тебе грозит опасность, или прислать кого-то ещё…
— Но это же бессмысленно!
— Нет, если тебя к чему-то готовили.
— К чему?
— Не знаю. Возможно, к приближению опасности. Реальной опасности.
— А "стрела", которая сбила профессора Барро?
— Об этом мне ничего неизвестно. В тот момент я был в другом месте.
Мы вышли на людную улицу. Пришлось умолкнуть. Да и о чём ещё было говорить?
Я глядела по сторонам — на обшарпанные дома, грязные тротуары, озабоченных прохожих. Даже у хорошо одетых людей вид был какой-то потерянный.
— Носсуа — умирающий пригород, — сказал Фалько. — Шафлю разрастается. Ходят слухи, что старые кварталы снесут, а на их месте построят фешенебельное жильё.
— А как же люди?
— Не знаю. Наверное, им дадут компенсацию или расселят по новым рабочим посёлкам. Вокруг Шафлю строится несколько крупных заводов, там потребуются руки. Но похоже, многие разъезжаются сами. Видела, сколько закрытых лавок и заколоченных окон?
Нет, не видела. Или видела, но не задумывалась, поглощённая своими заботами. Вряд ли кого-то из жителей Носсуа преследуют мажисьеры. Но меня ждёт новая жизнь, а этим людям никто не предложит ключ от дома в столице и не сунет в карман портмоне, набитый банкнотами. "Мы живём в эпоху триумфа и упадка", — сказал Дитмар. Сейчас, в обречённом пригороде, я остро почувствовала правду этих слов.
На станции омнибусов под навесом уже толпился народ. Многие одеты для выхода, на лицах промельки улыбок, слышны оживлённые разговоры, девичьи смешки. Пожалуй, я поторопилась записать жителей Носсуа в обречённых угрюмцев. Потом поняла: рабочий день окончен, люди, парами и компаниями, едут развлекаться в город, и предвкушение ночного веселья играет в их крови. Сейчас им всё равно, что будет завтра — с ними самими, с их городком, со всем континентом. Так и надо жить — как бабочки-однодневки, без оглядки на завтра. Для разговоров кругом было слишком много чужих ушей. Я взяла Фалько под руку. Он не возражал.