Я оставила автограф и тогда, не глядя, почти пересекла дорогу. Такси издало звуковой сигнал, и я отскочила назад, в то время как он наехал на лужу, обрызгав мои штаны грязной водой. Это вывело меня из моего оцепенения. Я подняла руку, чтобы сказать, ему подождать и вернулась к машине Хавьера.
— Я пойду домой пешком. Я только что увидела старого друга, нам нужно многое наверстать. Просто возвращайся в свою квартиру. Увидимся завтра?
— Все в порядке? — спросил он. Я соврала и сказала ему, что все хорошо.
Эш все еще имел свою мальчишескую внешность, и он все еще был худой, но выглядел более подтянутым. Его плечи были шире, а челюсть более выраженной. Он обменял свою униформу, состоящую из выцветших, потертых, испачканных краской джинсов и белой футболки, на чуть менее непринужденный стиль. Его холщовая куртка была заменена на темно-синюю, с капюшоном, которая была новее и более подходящей. У него все еще была легкая щетина и растрепанные волосы, в которые я обычно запускала пальцы, хотя теперь его стрижка выглядело дорогостоящей.
Я не знала, что сказать, так как мои глаза наполнились слезами. Я была так зла на него. И все же радость — это то, что пыталось пробить эти эмоции, когда я, наконец, оказалась лицом к лицу с ним.
— Здравствуй, УАТТ, — сказала я, подчеркнув его новую личность.
Он улыбнулся мне. Я ответила ему тем же. Затем мы обнялись. Я почувствовала, что становлюсь слабой, возвращаясь к той девчонке, которая любила его, и мне пришлось сделать усилия над собой. Я заслужила ответы.
— Мы можем поговорить? — Спросил он, его глаза покраснели.
— Да. Я изрядно обрызгана, — сказала я, указывая на свои мокрые, грязные брюки. Я была на грани дрожи от холода.
— Если ты не возражаешь, я думаю, нам обоим хочется уединения. Моя квартира в нескольких минутах езды на такси.
Мы ехали, молча, к кирпичному пятиэтажному зданию в нижнем Манхэттене. Он жил на верхнем этаже. Квартира была огромной, с оригинальными деревянными полами и белыми стенами, покрытыми произведениями искусства, часть из них — его собственные. Некоторые, не найдя места на стене, беспорядочно прислонялись к стенам и колоннам. Стопки книг разной высоты стояли по всему пространству квартиры. Было так много окон, но, ни одной шторы или занавеса. Его лофт был полностью открыт, никаких комнат, только перегородки, в тех местах, где они были необходимы.
Он никогда не любил стены.
— Твоя квартира великолепна.
— Спасибо. Хочешь чего-нибудь выпить? Чай? — спросил он.
— Конечно. У тебя есть стиральная машинка и сушилка, которыми я могла бы воспользоваться? Я не хочу, чтобы грязь взялась коркой.
— Ох. Конечно. Конечно.
Эш протянул мне полотенце и повел в ванную, где я надела свои лосины, из сумки со снаряжением для танцев. Он вежливо настоял на том, что сам загрузит мои штаны в стирку, где—то на другом конце его огромного лофта.
Я ждала его возвращения за кухонным островком, гипнотизируя себя чайным пакетиком, как всегда делала, ожидая, пока остынет мой чай.
— Я не могу поверить, что ты здесь, — наконец-то сказал он, выводя меня из моего оцепенения.
— Я тоже не могу.
— Я так счастлив за тебя, за весь твой успех.
— Похоже, ты тоже хорошо постарался для себя.
Он пожал плечами, как будто это не имело значения.
— Как Джордан?
— Великолепно. Он теперь тоже большая шишка. Руководитель хореографии «Танцы Ноктюрн». Они с Тревором живут в районе залива. У них есть маленькая дочь. Я ее крестная мать.
— Это здорово.
Я не могу этого делать, шутить, как будто он не вырвал мое сердце и не раздавил его пять лет назад. Я не могу позволить ему отделаться так легко.
— Почему ты ушел? — Я подавила ком в горле.
Эш вздохнул и покачал головой, схватившись за край столешницы.
— Я знаю, что ты не поверишь, но я сделал это, потому что любил тебя. Больше, чем желал собственного счастья.
— Ты прав. Я не верю.
— Бёрди, посмотри на свою жизнь. На все, чего ты добилась с тех пор, как я ушел. Ничего из этого не произошло бы, если бы я был рядом.
— Ты этого не знаешь.
Я ненавидела, что это звучало так, будто я умоляла его. Это не так, но я говорила, как моя версия, пятилетней давности. Во мне была какая-то часть, будто застрявшая, не получившая ответ на свой вопрос, и мне нужно было вернуться к этой части себя, чтобы поставить точку.
— Знаю. Ты отправилась в тур сразу после этого, не так ли?
— Как ты узнал?
— Потому что я следил за твоей карьерой, Бёрди. Уйти от тебя было самой трудной вещью, через которую мне когда-либо пришлось пройти. Единственное, что может составить конкуренцию — это похороны моей сестры.
— А ты знаешь, что было самым трудным, что мне приходилось делать? Танцевать сквозь слезы в свою первую большую ночь. Я плакала во время всего этого шоу. Эта ночь должна была стать лучшей в моей жизни и стала самой болезненной. Ты говорил, что никуда не уйдешь, а затем ушел!
Я вздохнула. Я не хотела, чтобы Эш видел мои слезы.