Будто вся родня на даче;будто долго и усталоЕду к ним на электричкес августовского вокзала;Город розовый и пыльный,вечер пятницы, закат.Пригляжусь – никто не видит,или видят, но молчат.Между тем уже вполнеба или большечем вполнебаЧто-то тянется такое, то ли сверх,а то ли недо,Что-то больше всех опасок,заслоняющее свет,Адских контуров и красок,для которых слова нет.Но ни паники всеобщей, ни заминки,даже краткой,Только изредка посмотрят в ту же сторонуукрадкой —И опять глаза отводят, пряча жуткоена дне,Все торопятся уехать – тоже, может быть,к родне.Ну а может, в самом деле,лишь один я это вижу —Эти всполохи и всплески,эту бешеную жижу?Я в последнюю неделю, в эту тяжкуюжаруЯвь от сна не отличаю,мыслей всё не соберу.Но привычно двери пшикнут,и потянутся, ведомы,Проводов неутомимыхспуски плавные, подъемы,Вспоминаться будут сноваи заглядывать в окноПолустанки сплошь на – ово, или – ское,или – но.Но среди родных названийвдруг проглянет неродное —То ли что-то ременное,то ли что-то коренное;Чья-то девочка заплачет,средь народа не видна,Лошадь белая проскачетвдруг, без всадника, одна.Но потом опять все мирно:липы ветками качают,Бабки с внуками выходяти родителей встречают,Едут потные родные —сумки белые в руках —Погулять на выходные,покопаться в парниках.И меня вот так же встретяткилометре на тридцатом,Мы пойдем на свой участокпод алеющим закатом,А плывущий стороноютот, другой, ужасный цветБуду чувствовать спиною,но оглядываться – нет.Впрочем, может, он казался,но смешался и растекся?Здесь не верится в такое.Запах астры, запах флокса.Чай по ходу разговора. Чашки жаркие бока.Вся дорожка вдоль заборав белых звездах табака.Новостей дурацких детскихговорливая лавина.Черноплодка и малина,облепиха, клещевина.Все свежо, пахуче, мокрои другим не может стать:Чай допьем, закроем окна,на веранде ляжем спать.И выходишь в сад притихший,где трава пожухла жутко,И стараешься не видеть,как кусты к забору жмутся,Как вступает лакримозав айне кляйне нахт мюзикИ распарывает небо ослепительный язык.