Если о нас узнают

Я слишком долго ждал. Я колебался.

Джон говорил не колебаться, и я не смог.

Я в шоке смотрю на свой микрофон, пытаясь все осмыслить. Даже при том, что я не могу заставить себя поднять глаза, я знаю, как другие, должно быть, смотрят на меня. Как, наверное, выглядит Зак.

Аудитория перешептывается, все смущенные и любопытные. Несколько человек кричат из толпы в знак протеста: «Включите его микрофон!»

Продюсер из палатки что-то говорит в свою гарнитуру, затем жестом указывает на толпу.

– Просто технические неполадки, ребята! – кричит она.

– Мне очень жаль, – говорит Джон. Он знает так же хорошо, как и я, что это конец. Они будут утверждать, что микрофоны никак не починить. Извинятся перед зрителями и отправят их восвояси. Завершат шоу пораньше, уведут нас со сцены, а потом мы столкнемся с последствиями.

Я возьму на себя ответственность. Скажу им, что никто больше не знал, что я собирался сказать. Скажу, что Джон поменялся со мной местами, потому что я хотел поздравить кого-нибудь с днем рождения на камеру или что-то в этом роде. Но я не позволю им вымещать злость на других. Это была моя ошибка, а не их. Я должен был поторопиться. Надо было дать Заку возможность высказаться.

Продюсер подходит к краю сцены и подзывает меня. Я опускаюсь на колени, уже зная, что она собирается сказать. Шоу окончено. Нам было приказано все закончить. Нам очень жаль.

Она наклоняется прямо ко мне, чтобы прошептать на ухо:

– Нам выдали список запрещенных тем для сегодняшнего интервью. Вы собирались… затронуть одну из них?

Я киваю, едва смея надеяться.

Когда она отступает назад, ее глаза сверкают.

– Моя жена очень завидовала тому факту, что я сегодня познакомлюсь с вами, – говорит она. – Она твоя самая большая поклонница.

Черт возьми. Она снова включит микрофоны.

Я встречаюсь с ней взглядом, и между нами пробегает заряд взаимопонимания.

– Если ты сможешь провести ее за кулисы после того, как мы закончим, – говорю я, – то мы будем рады с ней познакомиться.

Она заговорщицки улыбается.

– Она не смогла взять выходной на работе. Но я передам ей от тебя привет.

Я выпрямляюсь и возвращаюсь к своему микрофону, когда она шепчет в свою гарнитуру. Секунду спустя у меня снова загорается зеленый свет.

Теперь, кажется, у меня есть все время в мире. И, к несчастью для Chorus, я зол. Очень зол. Это последний раз, когда они пытались заставить нас замолчать.

Меня вырастила настоящая лиса. И чтобы справиться с этим, я превратился в кролика, безвольно лежащего во рту у лисы, чтобы свести к минимуму агонию от того, что меня съедят заживо.

Но я больше не собираюсь быть кроликом. Сегодня я гребаный волк.

На этот раз я буду злым. За все те разы, когда я предпочитал говорить шепотом, а мне нужно было рычать.

– Лучшая часть нашей работы – это вы, – говорю я, мой голос снова гремит над толпой. – Видеть вас всех, встречаться с вами за кулисами, читать ваши сообщения. Вы ничего не скрываете от нас. Вы показываете нам все, каждую частичку себя. Вы доверяете нам. Вы знаете, насколько это мощно? Вы настоящий подарок, и нам невероятно повезло его получить. Самое дикое, что вы даже ничего не требуете взамен. Мы не заслуживаем той любви, которую вы нам дарите. Мы всего лишь четверо парней, которые познакомились в музыкальном лагере год назад, и теперь у нас есть все, потому что вы увидели нас и решили подарить нам мир. Вот так.

Джон энергично кивает. Зак не сводит с меня глаз.

– Худшая часть нашей работы, – говорю я, желая, чтобы мой голос не дрожал, – это то, как долго нам запрещали отвечать вам взаимностью. Вот уже много лет нас загоняют в угол и говорят, кем нам позволено быть. У нас отняли наши имена, у нас отняли наше достоинство. Мы были вынуждены перейти моральные границы. Нас одевали в одежду, которая нам не нравится, нас учили лгать. И чем больше мы пытались достучаться до вас, тем больше нас сдерживали. Но мы хотим, чтобы вы нас увидели. Глубоко внутри мы надеялись, что, может быть, вы все равно нас видели. Как Энджел, например, который прыгает по всей сцене? Это примерно четверть энергии, которую мы получаем от него. – Энджел делает вид, что бросает на меня злобный взгляд, и я прищуриваюсь. – Даже в самый тихий день, – добавляю я, и аудитория смеется. – А Джон? Он всегда присматривается к другим людям, постоянно готов помочь и сказать то, что нужно услышать. Он милый, нежный, он поддержит в трудную минуту. И Зак… – мой голос срывается, и я пытаюсь успокоиться. Не получается. – Зак…

– Рубен, – шепчет Зак. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Он протягивает руку к микрофону. Я вопросительно поднимаю брови, когда он забирает его у меня. – Я не хочу, чтобы все делали за меня, – шепчет он, прежде чем поднять микрофон. Сначала я неправильно его понял и подозреваю, что он передумал. Затем мои слова из нашей ссоры на прошлой неделе возвращаются в голову, и я понимаю.

– Мы с Рубеном тоже были вынуждены кое-что скрывать, – говорит Зак. – Самая большая ложь в том, что Рубен – мой парень. Мы вместе уже некоторое время.