Если она кровоточит

Он подумал, не разогреть ли банку гороха, но решил этого не делать. Он был в лагере и ел по-лагерному. Впрочем, никакого алкоголя он с собой не взял и в "Большом-90" не покупал. Если работа пойдет хорошо, как он ожидал, то в следующий раз, когда он спустится в магазин, он может вознаградить себя полкой бутона. Он мог бы даже найти немного салата, хотя у него была идея, что когда дело доходит до заготовки овощей, Рой Девитт держит под рукой много попкорна и хот-догов, и называет это хорошим. Может быть, странная банка квашеной капусты для тех, у кого экзотические вкусы.

Ожидая, пока закипит вода и закипит соус, Дрю включил телевизор, не ожидая ничего, кроме снега. Вместо этого он получил синий экран и сообщение с надписью DIRECTV CONNECTING. У Дрю были свои сомнения на этот счет, но он оставил телевизор в покое, чтобы сделать свое дело. Если предположить, что он вообще что-то делает.

Он рылся в одном из нижних шкафов, когда в комнату ворвался голос Лестера Холта, напугав его так сильно, что он вскрикнул и выронил дуршлаг, который только что нашел. Когда он обернулся, то увидел ночной выпуск новостей Эн-Би-Си, ясно, как колокол. Лестер докладывал о последнем фармпо Трампа, и когда он передал историю Чаку Тодду для грязных деталей, Дрю схватил пульт и выключил телевизор. Приятно было сознавать, что это сработало, но он не собирался ломать голову над Трампом, терроризмом или налогами.

Он приготовил целую коробку спагетти и съел почти все. В его сознании Люси помахала тутанхамонным пальцем и снова упомянула о его растущем среднем возрасте. Дрю напомнил ей, что пропустил ленч. Он вымыл свои немногочисленные тарелки, думая о маме-лосихе и самоубийстве. Есть ли в Горькой Реке место для них обоих? Лосиная мама, скорее всего, нет. Возможно, самоубийство.

Он предположил, что Франзен имел в виду то время, когда еще не начиналось написание романа. Это было хорошее время, потому что все, что вы видели и слышали, было возможным зерном для мельницы. Все было податливым. Разум может построить город, реконструировать его, а затем сровнять с Землей, и все это в то время, когда вы принимаете душ, бреетесь или мочитесь. Но как только вы начали, все изменилось. Каждая написанная вами сцена,каждое написанное вами слово еще больше ограничивали ваши возможности. В конце концов, вы были похожи на корову, бегущую рысью вниз по узкому желобу без выхода, рысью приближающуюся к Земле.—

“Нет, нет, все совсем не так, - сказал он, снова пораженный звуком собственного голоса. “Совсем не так.”

10

В густом лесу быстро сгущалась тьма. Дрю обошел дом, включая лампы (их было четыре, и каждый абажур был еще ужаснее предыдущего), а затем взялся за автоответчик. Он дважды выслушал послание своего покойного отца, своего старого доброго папаши, который никогда, насколько он помнил, не говорил ничего дурного и не поднимал руки на своих сыновей (дурные слова и поднятые руки были уделом их матери). Казалось неправильным стереть его, но поскольку в столе папы не было запасной кассеты для автоответчика, приказы Люси не оставляли ему выбора. Его запись была краткой и содержательной: “это Дрю. Пожалуйста, оставьте сообщение.”

Покончив с этим, он надел свою легкую куртку и вышел на улицу, чтобы посидеть на ступеньках и посмотреть на звезды. Он всегда был поражен тем, как много можно увидеть, оказавшись вдали от светового загрязнения даже такого относительно маленького городка, как Фалмут. Бог пролил там кувшин света, и за этим кувшином была вечность. Тайна такой протяженной реальности не поддавалась пониманию. Дул легкий ветерок, заставляя сосны печально вздыхать, и внезапно Дрю почувствовал себя очень одиноким и очень маленьким. Дрожь пробежала по его телу, и он вернулся в дом, решив разжечь небольшой пробный огонь в печке, просто чтобы убедиться, что он не заполнит комнату дымом.

По обе стороны от камина стояли ящики. Один из них содержал растопку, вероятно, принесенную старым Биллом, когда он складывал свою последнюю охапку дров под крыльцом. В другой лежали игрушки.

Дрю опустился на одно колено и принялся рыться в них. Фрисби "БАМ-о", который он смутно помнил: он, Люси и дети играли вчетвером перед входом, смеясь каждый раз, когда кто-то снимал завитки в пакербруш и должен был идти за ними. Растянутая кукла Армстронга, в которой он был почти уверен, принадлежала Брэндону, и Барби (неприлично топлесс), которая определенно принадлежала Стейси. Одноглазый плюшевый мишка. Колода карт ООН. Россыпь бейсбольных карточек. Игра под названием Передай свинью. Карусель, украшенная кругом обезьян в бейсбольных перчатках—когда он покрутил ручку и отпустил ее, она пьяно закачалась по полу и засвистела “ " Возьми меня на игру в мяч.- Последнее ему было безразлично. Обезьяны, казалось, махали своими перчатками вверх и вниз, когда волчок закружился, словно ища помощи, и мелодия начала звучать смутно зловеще, когда он начал опускаться.