Если покинешь меня

Перед глазами Вацлава — плачущая мать. Она обливалась слезами все время перед его отъездом, когда уже и она и отец, не видя другого выхода, наполовину согласились с побегом Вацлава — оба непоколебимо верили, что он скоро вернется дипломированным врачом.

А Мерцфельд утопает в желтом половодье форзиций.

Вот и маятниковые двери «У Максима».

Вацлав оглядывается по сторонам: давно он тут не был. Ничто не изменилось с того момента, когда он впервые вошел сюда. Только сутулая спина генерала еще более сгорбилась, да шея буфетчицы Маргит требует теперь больше косметических средств, чтобы прикрыть новые морщины. Один только визгливый оркестрион противостоял воздействию времени. Он прожил уже полстолетия, проживет, вероятно, и еще больше и своим варварским ревом неутомимо будет приветствовать торговлю любовью и краденым товаром.

Свободных столиков не было, и Вацлав присел к столу, где уже сидели трое юношей. Изумленные лица, глаза, с ужасом скользящие по завсегдатаям кабачка, пестрому сброду из Валки. Вацлав невольно вспомнил о своих товарищах: Ярде, Гонзике. У них были точно такие же испуганные глаза и тоскливая мысль: что-то должно с ними произойти — прочь, прочь отсюда.

— Вы здесь уже давно?

— Два дня.

На губах Вацлава снисходительная улыбка.

Ребята, словно ожидая от него спасения, рассказали свою историю. Они ехали, чтобы работать в молодежной бригаде на Шумаве, в поезде познакомились с девушкой, та уговорила их остановиться в соседней деревне у ее дяди, там им будет лучше. В воскресенье они отправились на прогулку к истокам Влтавы. Шли, шли, и вдруг перед ними западногерманский пограничный патруль: «Halt!» Опомнились ребята уже в Пассау, а их приятельница как сквозь землю провалилась.

— Как она выглядела?

— Блондинка, пухлые губы, курносый носик, на щеках угри, водянистые глаза. Назвалась Мартой.

Вацлав устало прикрыл глаза.

— Она сказала вам неправду. Ее зовут Ганка.

Ребята открыли рты от изумления, но Вацлав встал: в дверях показалась знакомая личность: сдавленный череп, узкие плечи, отвратительные выпученные глаза. По знаку Вацлава Колчава молча последовал за ним в каморку позади распивочного зала. Маргит ногою захлопнула за ними дверь.

— Мне нужен бы пистолет.

— Сто тридцать марок.

— Не валяй дурака, где я тебе их возьму? Отдам тебе все, что имею. Оставлю только несколько пфеннигов, чтобы уплатить по счету.

Колчава пересчитал содержимое бумажника Вацлава и отрицательно замотал головой. Внезапно его глаза жадно заблестели, и он молча показал на запястье Вацлава.

Вацлав возмутился.

— Вымогатель! — Но, к изумлению Колчавы, покорно отстегнул часы и подал ему.

Человечек поднес часы к глазам и проверил фирму, затем для верности приложил их к уху.

— Сколько патронов?

— Один.

Колчава разинул рот, испытующе посмотрел на дергающееся веко Вацлава. Поскреб в затылке, грязным пальцем потер глаз.

— Спятил, камрад?

Вацлава одолело нетерпение, торг продолжался слишком долго.

— Как взвести курок?

Колчава как-то смешно наморщил лоб, глубоко вздохнул, помрачнел и с озабоченным видом протянул руку.

— Верни пистолет. С такими делами я не связываюсь.

Вацлав побледнел.

— Он мне нужен! Я уже купил. Давай патрон!

Колчава нерешительно подошел к окошку, выходящему во двор. Узкой ладонью сжал в кармане дорогие часы, рассеянно поглядел на потрескавшуюся стену противоположного дома. «Как это до сих пор штукатурка не отпала?» — подумал он, чувствуя на себе напряженный взгляд Вацлава. Рука Колчавы дважды как-то неуклюже и нерешительно протягивалась за патроном и дважды возвращалась с полпути. Наконец, скорбно склонив голову, опустив глаза, он выловил из кармана патрон и всунул его в обойму. Потянув вечно мокрым носом и изобразив на лице сочувствие, Колчава по доброте душевной прибавил в обойму еще один патрон.

— Курок взводится так, — показал он.

Колчава следил за Вацлавом. Парень еле добрел до своего столика, кликнул официанта.

Колчава мотался у распивочной стойки. Он незаметно надел часы и угостил себя коньячком за удачно проведенную операцию. Утирая ладонью мокрый нос, Колчава время от времени искоса поглядывал в сторону Вацлава. Бледное неподвижное лицо юноши, маячившее сквозь завесу табачного дыма, снова и снова привлекало его беспокойный взгляд. Наконец Колчава не выдержал. Он швырнул на стойку пять марок, хлопнул по бумажке рукой и пошел к выходу, подергивая острым плечом. На улице, недалеко от входа, понуро стояли три новичка. Колчава приблизился к ним и засучил рукав.

— Двести марок. Купите, их можно перепродать за триста на первом же углу. Докса, четырнадцать камней.

Выйдя из душной, тяжкой атмосферы «Максима» на улицу, Вацлав приободрился.