Если роза увянет (СИ)

- Ты!!! – рычало чудище, — Явился в мой дом!!! Воспользовался моим гостеприимством!!! Спал на моей постели!!! Ел с моей тарелки!!! Но этого тебе оказалось недостаточно, ты решил ещё украсть мою розу!!! – чудище внезапно успокоилось и поведало мне голосом уже более спокойным: – За твою дерзость постигнет тебя смерть неминучая.

Я как мог уговаривал чудище пощадить меня, рассказал ему о трёх дочерях своих, которых он жестокосердно хочет оставить круглыми сиротами, не умолчал и об обещании вернуться домой с подарками... И зверочеловек сжалился:

- Хорошо, я предложу тебе сделку. У тебя, стало быть, три дочери?.. Езжай домой, порадуй дочерей подарками, а после пусть одна из них ко мне отправится.

- Как же мне отдать дитя родное в твои лапы когтистые!..

- Ну, будут у тебя две дочери, – обнажило чудище клыки в страшном подобии улыбки. – Считай, на приданном сэкономишь, купчина.

Как ни горько было мне, да никуда не денешься. Уж лучше одной дочери лишится, чем всех оставить сиротами неприкаянными.

На прощание чудище страшное дало мне перстенёк серебряный. Мол, стоит надеть его, как дома окажусь. Да и та из дочерей моих, что пойти согласится в вечное ему услужение, должна будет этот перстень надеть, и тут же перенесёт её сила волшебная в палаты его заколдованные.

Не обмануло чудище — только успел я перстень на палец натянуть, как очутился в своём дому, рядом с дочерьми моими любимыми да любезными.

====== Чудище безобразное ======

Эта история началась, когда посреди парадной залы околдованного замка появилась девушка. Она оглянулась кругом, и не обнаружив моего присутствия — упёрлась глазами в стену. Пользуясь тем, что она-то видеть меня не может, я всмотрелся в неё по-пристальней. Девушка не выглядела рассерженной или напуганной, в её взгляде были смирение и твёрдость. Значит, пошла сюда по доброй воле, из любви к отцу. Её лицо можно было назвать миловидным, даже красивым. Русые волосы были собраны в толстую длинную косу, перекинутую через плечо. О фигуре спрятанной под несколькими слоями рубах, юбок и пышным сарафаном было судить сложно. Но девушка явно была высокой и статной.

- Здравствуй, девица красная. Как звать-величать тебя? – спросил я пытаясь придать своему голосу максимально возможную серьёзность. Разумеется, я оставался невидимым, чтобы не подвергать нежное создание риску умереть со страху в первый же день.

Девушка низко поклонилась:

- Здравствуй, хозяин. Зовут меня Настенькой. Я дочь Северьяна Власьевича, купца, вас разгневавшего.

- Не называй меня хозяином, Настенька, – хрипло ответствовал я. – В этом доме ты не служанка и не пленница, а гостья моя желанная.

Девушка смотрела недоверчиво... Что ж, если бы она тогда узнала, что стоит ей попросить, и я не задержу её ни на минуту долее, то, пожалуй, покинула б меня в тот же миг. Но Настенька боялась, и этот страх удерживал её в замке.

Впрочем, вскоре страх её уменьшился. Я во всём угождал ей, наряжал в богатые наряды, самые изысканные яства и вина были в её распоряжении. Настеньке нравилось проводить время за пяльцами – я доставил ей и шёлковые нитки, и образцы узоров, какие только можно было сыскать и в её родных землях, и в странах заморских. Она больше не склонялась в глубоком поклоне всякий раз, когда слышала мой голос, но по прежнему называла меня «хозяином». И скучала, как я ни старался развлечь её. Когда Настенька вечерами сидела за вышивкой, замок оглашался монотонным протяжным пением, больше походящим на вой. Песни разнились, но звучали одинаково тоскливо. То Настенька печалилась о том, что ей друга милого не ждать, да всю ноченьку не спать, то жаловалась на чёрного ворона, вившегося над головой с явным намерением выклевать глаза уже мёртвому телу. Это пение задевало меня, раздражало, почти сводило с ума! Толстые каменные стены не помогали. То есть они помогли бы любому, но не мне. Находясь под действием проклятья, я в любой точке зачарованного замка слышал всё, что происходило в каждой из его комнат. Я мог забраться на чердак и заткнуть себе уши паклей, но и это не спасало от стонов, которые Настенька почему-то называла песнями. Приглушить звуки замка я мог только во сне. Но, увы, заснуть под это было задачей невыполнимой. Лечь спать пораньше — тоже невозможно. За ужином от меня требовались десятки мелких услуг. Настенька считала, что ей прислуживают слуги невидимые, и она даже не забывала ежедневно говорить им спасибо. В реальности же у меня не было горничной-невидимки, только моя магия. Которая, когда я спал, к сожалению, почти не работала.

Много вечеров подряд Настенька пела, а я метался по потаённым уголкам замка, предаваясь самой чёрной меланхолии. Пока однажды меня не осенила светлая идея. После ужина я не стал прятаться, а сел рядом с занятой рукоделием Настенькой — которая меня не видела, но не могла не заметить, как я передвинул кресло поближе к огню и до того, как моя юная визави успела затянуть что-нибудь из своего кладбищенского репертуара, запел сам:

- Сузан, дорогая, что шуршит в соломе?

– Это лишь гусята, ничего нет кроме!