Арт засыпал собеседника цифрами из своих схем и ценовых таблиц, ни разу туда не заглядывая; Анна показывала модели фабрики, не произнося при этом ни слова. Редкое обаяние помогало ей решать любые вопросы. Как правило, делала она это за ленчем, поскольку слыла большой гурманкой. Поскольку Фиппс постоянно торчал в своем сарае, Анна всегда искала сотрапезников. Пару раз в неделю она садилась за стол вместе с оптовыми покупателями из города, иногда — с сотрудниками. Но в этот четверг Анна осталась одна. Вот почему, как только Джон позвонил и предложил ей пойти куда-нибудь вместе, она с готовностью согласилась.
— Четверги — самые неудачные для меня дни, — сообщила Анна, как только они уселись за любимый столик Джона в буфете у Чарли — у самого окна. — Ни то ни се. Вроде и не начнешь ничего нового, как в понедельник, и заканчивать дела, как в пятницу, еще рановато. Я так рада, что ты позвонил. — Глаза ее засияли. Вдруг Анна подалась к нему, едва сдерживая волнение. — Мне тут такое рассказали, когда я уходила из офиса! Лили Блейк вернулась.
Джон внутренне содрогнулся. Он предупреждал Лили, что все обнаружится, но понятия не имел, кто проговорился.
— Откуда ты знаешь?
Анна улыбнулась:
— От нашей ткачихи Минны Дюмон. Ее муж трудится в саду у Блейков. Сегодня утром он видел Лили в цеху. Она работала вместе с Майдой. Представляешь? Работала вместе с Майдой! — восхищенно повторила Анна. — Я сразу позвонила своей невестке, и она подтвердила это. Лили работала с Майдой! Нет, ты можешь себе представить?
— Но там произошла авария…
— Знаю. И Майде понадобился помощник, но ведь они с Лили никогда не занимались ничем вместе. Они даже на свадьбе Арта и Роуз ни разу не перемолвились словечком, хотя и сидели рядом. У них все было совсем не так уж гладко, и началось это давным-давно.
Джон, с трудом выдержав паузу, пока Чарли принимал у них заказ, спросил:
— Ты хорошо знала Блейков до того, как вы породнились?
— Мы много лет вращались в одних и тех же кругах… Хотя бог весть почему, ведь Фиппс и Джордж, упокой Господь его душу, такие разные люди. Но Лейк-Генри — маленький городок. У них — сад, у нас — фабрика. Да и Майда в прежние времена часто принимала гостей. Дом у них прекрасный, и угощение было отменное. Я не часто видела Лили. Ее как-то прятали от всех. Вот только что пела в церкви. Голосок у нее был ангельский. Но говорила она… Бедняжка страшно заикалась. Майда была в ужасе.
— Она боялась за Лили или за себя?
— Пожалуй, и то и другое. Майда ведь считала, что люди винят в заикании дочки именно ее.
«Вполне возможно», — подумал Джон, а Анна продолжала:
— Но этот недуг чисто физического происхождения. Ты знал об этом?
Джон не знал. Он вообще мало что смыслил в заикании. Замечал только, что слушающий заику порой страдает не меньше его самого.
— Это происходит из-за плохой координации мышц в момент речи, — пояснила Анна. — Нельзя, конечно, сказать, что эмоции тут ни при чем. Лишнее напряжение лишь осложняет дело. Оно отвлекает человека, и тот окончательно теряет контроль. Но причина все-таки чисто физическая.
— Лили всегда заикалась?
— Всегда. Она поздно начала говорить и лет до четырех-пяти очень мало общалась со сверстниками. Наверное, потому, что это было для нее нелегко. Поэтому поначалу в семье вообще не подозревали об этой проблеме, а потом, вероятно, решили, что все пройдет само собой. Однако чем больше ее заставляли говорить, тем становилось хуже. Просто сердце разрывалось, когда Майда кричала на бедняжку…
— Она на нее кричала? — изумился Джон.
— Кричала, дергала за пальчик, извинялась перед всеми прямо при девочке.
Джон поежился.
— Но почему они не обратились к специалисту?
— В конце концов, им все же пришлось это сделать. Но Майда избегала этого, как могла.
— Почему?
— Это подтверждало существование проблемы.
— Но ведь все уже знали…
— Да, но лечение подтвердило бы это. Сам факт лечения говорил о серьезности проблемы. Майда хотела, чтобы блейковский цветник был само совершенство. И вот на тебе, одна из девочек не соответствует ее стандартам, причем самым очевидным образом. Ничего удивительного, что она пришла в ужас от скандала в Бостоне. Ведь тот же самый цветок из ее теплицы вновь оказался недостаточно хорош, причем опять самым явным образом. Только не думай, — добавила Анна с вызовом, — что я хоть что-то сказала тому репортеру. — С этими словами она оглянулась на принесшего заказ Чарли и улыбнулась.
Чарли поставил перед Анной прекрасно украшенный, уложенный высокой горкой салат с щедрой порцией тертого рокфора. Джон ограничился весьма скромным чизбургером с ветчиной и жареной картошкой.
Он протянул пакетик картошки Анне, и она с благодарностью угостилась.
— Так о каком репортере идет речь?
Доев картофельную соломинку, Анна кончиками пальцев взяла салфетку.
— Салливан. Он почти каждый день мне названивает после того, как все это началось.
— Как? До сих пор звонит? — Джон заволновался. Уж раз газета принесла извинения кардиналу, Терри следовало оставить эту тему. Но если он продолжает звонить, значит, что-то замыслил.