Если сердце верит

— Я никому не скажу, — пообещал Джон, но казалось, она не вполне поверила ему. И тогда, отбросив гордость, Джон добавил: — Донни был не единственным из Киплингов, кто крал машины. Просто он делал это много раз и, в конце концов, попался. Когда мне было четырнадцать, я ужасно хотел иметь собственную тачку. Но отец не позволял мне подержаться за баранку своего грузовика даже под надзором. И тогда я украл машину прямо с центральной площади города.

— И чью же?

— Вилли Джейка. — Увидев, как округлились глаза, Джон рассмеялся. Отчасти от удовольствия, отчасти от облегчения. Лили выглядела просто прелестно. — Да-да. Его гордостью и радостью был именно этот спортивный «мустанг». Он частенько оставлял его напротив полицейского управления, а сам отправлялся в рейд по озеру на катере.

— Прямо возле управления? Но как же ты ухитрился украсть его незаметно?

— Помнишь пожар в школе? Впрочем, нет, ты, наверное, тогда была еще слишком маленькая. Так вот, тогда в одном из общежитий вспыхнул большой пожар. Кто-то курил, а когда, почуяв запах дыма, явился воспитатель, просто припрятал сигарету. Но окурок не потух. Общага была стареньким деревянным домиком. Она вспыхнула, как сухое полено. Весь город всполошился. Люди пересчитывали учеников, проверяя, все ли на месте. А тут этот «мустанг», да еще ключи торчат прямо в зажигании… Я и погнал его по дороге аж на противоположный берег, а там — до фабрики.

— И что, там тебя тоже никто не заметил?

— Я ждал, пока не увидел, что на стоянке возле машин никого нет. Потом припарковался, запер дверь и ушел. — Лили смотрела на него как на сумасшедшего. — Ну, разве много было доблести в том, чтобы бросить тачку где-нибудь на берегу? Наверное, психиатр скажет, что я хотел попасться. Возможно, это и так, но только меня не поймали. Вилли Джейк был в ярости. Он опросил десятки ребят, но так и не узнал, кто угнал его машину. А я однажды ночью потихоньку спрятал ключи в старой каменной кладке позади его дома. Насколько мне известно, он их так и не нашел.

— Итак, ты спер машину, но тебя не поймали, — рассудительно заметила Лили, — а меня поймали, хотя я ничего подобного не делала.

— Точно. И значит, ты тоже можешь рассказать кое-что Вилли Джейку.

— Но ведь срок давности уже истек.

— Да, но если об этом станет известно, моя репутация будет подмочена. Поэтому, если я проговорюсь о твоем браке, ты можешь заявить, что мне нельзя верить.

— А Терри? Он ведь собирается обнародовать эти сведения?

— Но не сразу после извинений перед кардиналом. На некоторое время он уймется.

— А потом что?

— Это зависит от обстоятельств. Если у нас появится что-нибудь на Салливана, мы сумеем его нейтрализовать.

— Похоже на шантаж.

— О нет! Он ведь сможет говорить все, что ему заблагорассудится. Просто никто не станет его слушать. Вот и все.

Джону эта идея казалась блестящей. Лили, похоже, задумалась. Когда кофе начал закипать, она убавила пламя и встала у плиты, обхватив себя руками.

Через минуту аромат кофе заполнил комнату. У Джона была современная электрическая кофеварка, в которой он заваривал свежие, только что смолотые зерна, но его кофе никогда не источал такого потрясающего аромата.

И не был так вкусен — решил Джон через пять минут, когда Лили налила ему чашку.

Потом он попросил добавки. Направляясь в город, Джон чувствовал себя бодрым и умиротворенным. Наверное, так подействовал на него дух Селии, до сих пор живший в этом доме.

Но когда «тахо» помчался по дороге вокруг озера, к Джону вернулось чувство вины. Это странное раннее замужество Лили убеждало в том, что она жаждала любви и преданности… Возможно, именно это сделало ее дружбу с кардиналом Россетти столь крепкой. Наверное, по той же причине Лили вернулась в Лейк-Генри, надеясь уладить отношения с матерью. В целом ранний брак дорисовывал портрет Лили.

Джон решил посвятить свою книгу проблеме нарушения тайны личной жизни. Однако, включив в нее этот эпизод, он сам нарушит права Лили.

Глава 17

Лили не доверяла Джону. Она и так слишком часто ошибалась в людях. Ей импонировало то, что он говорил. Особенно то, что он рассказал о своей тайне. Лили нравилось, что он так много знает о гагарах. И все же она не расслаблялась. Через полчаса после отъезда Джона она позвонила ему, чтобы узнать новости.

— Ничего нет, — сказал он.

Лили с облегчением вздохнула: газеты не напечатали ничего о ее браке. Ей не хотелось объясняться с разозленной и обиженной Майдой. Вчера они целый день провели вместе, в полном согласии друг с другом. Это был настоящий рекорд. Правда, если они и вступали в разговор, то лишь по поводу работы, но и это уже кое-что. Лили очень не хотелось раскачивать лодку.

Однако отсутствие новостей означало, что снова нет ни извинения, ни опровержения.

— Что, нигде? — спросила она Джона.

— Нигде, — ответил он.

— Они просто решили замять дело, оставив меня по уши в грязи.

Действительно, после трех дней молчания уже нечего было ждать.