Если случится чудо

А потом, через неделю после возвращения в Ирландию, Мэл заявляет, что снова готов выступать на улице. Он говорит, что ему нужно прочистить голову.

– Можешь составить мне компанию. Пофотографируй Дублин.

Показываю ему два больших пальца.

– Думаю, я найду чем заняться.

У меня наконец есть план. Я собираюсь разыскать новый адрес отца Доэрти в старой телефонной книге – толстом желтом каталоге, которым бабушки и дедушки обычно подпирают дверь или который используют в качестве самодельной подставки. Отец Доэрти живет в центре деревни, и пора нанести ему визит, пролить немного света на мою ситуацию.

И конечно, Мэл видит меня насквозь. За все наше знакомство мы и месяца вместе не провели, но каким-то образом он лучше всех меня понимает.

– Уверена? – хмурит он брови.

Я киваю.

– Абсолютно.

– Хм.

– Что?

– Последнее время ты не была такой позитивной, поэтому меня настораживает, как ты выражаешься.

– Тяжелая выдалась неделя. – Я иду к нему ленивой походкой и обнимаю за плечи. – Одна свадьба и предстоящие похороны. Я просто хочу немного времени для себя. Может, наконец перезвоню матери и расскажу ей новости.

Мэл морщится при упоминании моей матери, но кивает и целует в лоб. Не знаю, почему он ведет себя так, словно это у него терки с Дебби Дженкинс, но если Мэл и дергается всякий раз, когда я из чувства солидарности ее упоминаю, то все равно сопереживает как нельзя лучше.

Мэл касается губами моего виска.

– Хочешь, сегодня поговорим?

Сердце начинает биться быстрее от зарождающейся надежды.

– О чем?

– Обо всем.

– Ты наконец расскажешь, что происходит?

Он склоняет голову, закрывает глаза.

– Да, – хриплым голосом отвечает муж. – Господи, я не хочу, но да.

Я провожаю Мэла до двери, на прощание целую его и машу рукой, как образцовая жена, хотя это не в моем стиле. Как только его машина уносится прочь по гравийной дороге, я надеваю ботинки, беру армейскую куртку и бегу на своих двоих в деревню.

На улице свежо и прохладно, но мне больше не холодно. Меня пьянит и подгоняет понимание, насколько я близка к правде. Я чувствую ее на кончиках пальцев, которые покалывает в ожидании, что я все узнаю.

Сегодня я не отстану от отца Доэрти, пока он не расколется. Он обязан. Человек, который служит Богу, не умеет лгать, правда?

К тому же у меня есть отличная наживка, которая выбьет из него правду.

Все просто на самом деле.

Мать меня обманывает.

Отец Доэрти тоже обманывает.

Очевидно же, что они хранят один и тот же секрет.

Если Доэрти подумает, что я уже что-нибудь знаю, он расколется.

Голени ноют, а дыхание сбивается. Мне не хватает кислорода, но я не сбавляю темп. Я так долго этого ждала. Не только Мэла, но и правду.

Правду про Кэллама.

Правду про моего отца.

Про мать.

Мою историю.

Я бегу по улицам Толки мимо газетных киосков, пабов, старомодных гостиниц, вазонов с цветами, кирпичных стен с граффити на гэльском – красивая пасторальная ложь, прикрывающая прогнившие тайны, что я собираюсь раскрыть. И не останавливаюсь, пока не нахожу нужный мне адрес.

Я прижимаю к груди клочок бумаги, такой тонкой и запачканной чернилами, что на пальцах и куртке остаются пятна. Несколько раз стучу в дверь, чтобы успеть до того, как подкосятся ноги и я упаду на крыльцо.

Дверь распахивается, и я выпрямляюсь, откашлявшись.

– Здравствуйте, это отца До…

И прирастаю к месту, увидев перед собой человека. Потому что этот человек не старик с кустистыми бровями.

Это человек, о котором Мэл мне никогда не рассказывал.

С фиолетовыми, как у Мэла, глазами.

И чертами лица, пугающе похожими на мои.

Чертами Кэтлин.

Глава восемнадцатая

Семь лет назад

Мэл

Кэт беременна.

Я даже не прикидываюсь удивленным, когда она появляется на пороге моего дома не в этих тесных одежках, а в типичном для нее кардигане, плотных легинсах и с аккуратной укладкой, многозначительно поглаживая плоский живот.

– Можно к тебе? – прочистив горло, спрашивает она.

Кэтлин, как и я, прекрасно понимает, что той ночью мы изрядно напортачили. И проблема не в том, что я не воспользовался презервативом, оказался мертвецки пьян, а она была девственницей, которая, сколько себя помню, всегда торжественно заявляла, что хотела дождаться брака. И даже не хочу затрагивать тему сомнительного согласия на секс. Самое ужасное, что мне пришлось признаться Шону, одному из своих самых близких друзей, после чего Шон и Дэниел полностью вычеркнули нас с Кики из жизни.

Поговаривают, что однажды вечером Шон признался Кэт в любви. Я и сам был в курсе его чувств. Признаю, я с ним поступил несколько фигово.

Ну или, может, даже хреново.

Мы с Кэт получили по заслугам. Теперь близнецы О’Лири при виде нас язвительно закатывают глаза, а Хизер и Мэйв покачивают головами.

Я мог бы сказать Шону, что вина не только на мне, я не ведал, что творю, и это было бы правдой. Мои воспоминания о той ночи очень расплывчаты. Но я не хочу перекладывать ответственность на Кэт, даже если конкретно этим решением она меня все-таки дожала.