Если случится чудо

– Все нормально. – Кэллам пытается говорить спокойно и сдержанно, но я-то знаю, что он приплачивает уборщицам, чтобы те каждый день приходили в его пентхаус на Манхэттене и вычищали все до блеска. – Старомодно и мило. Самое главное, что есть крыша над головой. И те, кто рядом с тобой под этой крышей. Ты здесь. Большего мне и не надо.

Следующие двадцать минут мы изучаем дом. Начинаем с кухни, где находим источник тошнотворной вони – оставленный под раковиной мусорный пакет, над которым летает рой мух. Мне из принципа не хочется вычищать этот свинарник, но и подступающая рвота тоже не радует, поэтому пакет я выбрасываю.

Я иду по узкому коридору. В хозяйской спальне, где раньше, до того, как сюда въехала Кэтлин, спала мать Мэла, стоит одна неприбранная двуспальная кровать. Подушки подозрительно грязно-желтого цвета, а одеяло давно пора постирать. Перехожу в ванную, которая тоже видала лучшие дни, а потом в бывшую комнату Мэла и, полагаю, в гостевую комнату для нас. Здесь одна-единственная кровать и небольшой шкаф. Я поворачиваюсь к Кэлламу, но он только ухмыляется:

– Чем меньше места, тем больше объятий. Не самое плохое воскресенье.

Мне стоило бы любить этого мужчину.

Стоило.

И сейчас я чертовски близка к этому иллюзорному чувству.

– Ты тут вообще ни при чем, – добавляет он. – И не смей извиняться.

Мы бредем по коридору в последнюю комнату, но она заперта. Наверное, это студия, о которой говорил Райнер. Тогда понятно, почему на двери засов, замок и табличка «Не входить».

Кэллам сразу же переходит к делу и катит мой чемодан в нашу комнату, а я открываю ржавую дверь во двор, чтобы взглянуть на овец и коров.

Овец нет.

И коров тоже.

Здесь вообще… больше ничего нет.

Я делаю шаг вперед, и под ботинком что-то хрустит. Опускаю глаза и, нахмурившись, поднимаю сережку. Только одну. Наверное, это Кэтлин обронила. Сережка с розовым бриллиантом в форме капли. Похож на фальшивый, как и она сама. Может, у них туго с деньгами. Иначе непонятно, зачем Мэл взял эту халтуру. Я поднимаю взгляд и смотрю на зеленые холмы.

За спиной шелестит голос:

– Взлом и проникновение в Ирландии противозаконны.

От неожиданности я подскакиваю и поворачиваюсь. Мэл стоит на пороге, прислонившись к дверному косяку и засунув руки в передние карманы выбеленных джинсов. Ноги, обутые в ботинки, скрещены. Его красота секунд на пять застает меня врасплох, но я принимаю невозмутимый вид.

– Славная лачуга.

Оттолкнувшись от косяка, он спускается по двум ступенькам во двор и подходит ко мне.

– Захламил специально для тебя.

– И предположу, что Кэтлин с удовольствием подсобила. Лишь бы только я чувствовала себя незваным гостем.

Мэл весело улыбается и повязывает на лбу красную бандану, как будто к чему-то готовится. Он опять напоминает мне прежнего Мэла – неугомонного и ребячливого парня, перед которым невозможно было устоять.

– Кстати, где она? – оглядываюсь я.

Хочется уже поскорее пережить это моральное унижение при виде их вместе как пары и снова свободно дышать.

– В Дублине.

– И когда собирается почтить нас своим присутствием?

Мэл присвистывает, а потом издает мрачный смешок. Ну разумеется, Кэтлин как никогда вовремя самоустранилась. Не понимаю, почему она затаилась. Моя сводная сестра из той породы женщин, что с гордостью, как на собачьей выставке, будет хвастаться своим чудесным мужем. Думаю, Мэл не собирается отвечать на мой вопрос.

Я обвожу руками опустевший двор.

– Где скот?

– Продал.

– Отец Доэрти? Как он поживает?

Мэл садится на корточки и стряхивает с ботинка ошметок грязи.

– Жив-здоров.

– Как твоя мать?

Он перестает возиться с ботинками, поднимает глаза и смотрит на меня так, словно я перестала говорить по-английски.

– Я не кусок мяса, Аврора, – сердится он.

– Тебе нужно открыть студию. Я хочу сделать несколько снимков до приезда Ричардса.

– Здесь нет студии, – отвечает Мэл, внимательно наблюдая за моей реакцией.

Тогда что это за треклятая комната? Но, разумеется, не спрашиваю.

– Тогда как ты собираешься записывать песни?

– Мы не будем их записывать. Я просто буду их сочинять.

– Райнер соврал, – бормочу себе под нос.

И чему я удивляюсь? Я бы не доверилась спросить у этого мужчины время в комнате, полной часов.

Мэл пожимает плечами.

– Тебе правда стоит прибраться в доме. Ричардс ни за что не станет жить в таких условиях. Он привык к красоте и уюту.

– Как и ты, принцесса.

Так и тянет спросить, что это, черт возьми, значит, но мне должно быть все равно. Я не сделала ничего дурного. Я уважала наш договор, несколько лет ждала его и пыталась жить дальше. Чего он ожидал? Что я буду сидеть и ждать, когда вмешается судьба, а он в это время женился на моей сестре?

Мрачно хохотнув, Мэл качает головой, видимо приняв мое молчание за признание. Он поворачивается и идет в дом, оставляя меня на улице.

В голове не укладывается, что после того, как мы пошли каждый своей дорожкой, я еще долго чувствовала ладошкой ритм его сердца.

А сейчас я готова вырвать его из груди Мэла, чтобы посмотреть, бьется ли оно еще.

Есть ли оно там вообще.